Грифом и душою

Единственной. 10.10.20

Тишина стекает по моим строчкам,
Превращая текст в дешёвый куплет.
Разрывая жизнь мою по кусочкам.
Ночь, гитара, фонарей тусклый свет.

Он вошёл, не спеша открывая дверь. Свет разлился холодной дрожью. Вот диван – сядь, вот шкаф – примерь. Заполняет мебель квадраты дешёвой ложью.

Уже поздняя ночь, завтра снова идти в народ, петь на корпоративе, а может и свадьбе. Он не помнил, куда, он не помнит, где вход. Двадцать песен в какой-то шикарной загородной усадьбе.

Свет холодильника, шпроты и банка тушёнки с яйцом. Вот и всё, что у него осталось. Он давно перестал притворяться, просто был загнанным псом. Не то, чтобы совсем, но точно - самую малость.

Даже собаку не заведет или мышонка. Ему давно безразлично любое кино. Сегодня были годины... как не стало сестрёнки. А дальше всё идёт ровно да пусто, да всем всё равно.

Лучший друг погиб, тоже, лет десять назад, но об этом мы, пожалуй, сегодня не будем. Его жизнь – не рай и даже не ад. Он хотел бы исчезнуть, мы его легко позабудем.

Белый лен простыней давно смят уже, а ему всё почему-то не спится. Двадцать семь лет словно осени... две. Хочется одному иногда застрелиться.

Он всё думает ни о чем: «Вот, надо шторы другие купить, обновить помещение». Сон приходит, как всегда, - палачом, вызывая неистовое влечение.

Ночь, гитара, всегда был один.
Ты не цепляешь меня любовью.
Сам слуга, сам себе господин.
Сам вою эту историю вдовью.

Раннее утро начинается со звонка. В трубку что-то кричит очередная фанатка. Он отшучивается: «Всех люблю, всем пока». Она, что любит, кричит, в общем – дешёвая лихорадка.

Встаёт, собирая себя по кускам: "Надо завязывать с проклятым режимом". Джинсы, футболка, гитара подходят к очкам. Рыжие волосы, борода, и улыбка... с зажимом.

Он хорош ещё - этого не отнять. С ним приятно вести разговоры. Он умен - это можно принять, да и не любит случайные ссоры.

Летнее солнце палит высоко, заставляя шарахаться от случайных прохожих. Он ступает по жизни легко, но далеко не из тех толстокожих...

Не из тех, что могут смеяться и не замечать, что в душе пустота уже прожгла середину. Сердце саднит, заставляя постоянно молчать, на лице выдавая улыбки картину.

Не скучаю, потому что не приходила.
Не являлась бредом тяжёлой ночью.
Никогда ты сердце мне не бередила,
Давая мне петь эту песенку волчью.

«Эй, Димон, сегодня будет веселье! Под сотню гостей, и мы всем им споем!» - Разбивает Денис своё же похмелье. - "Прикинь, вот это приём так приём!"

Дима морщится от дружеского амбре, поднимаясь от него куда-то повыше. Ему хочется сжечь того на костре - друг тащит за собой три тонны глупышек.

Девочки вьются безумной толпой, задевая дорогую гитару. Диме хочется выть уже на перебой: "Как выгнать всю эту отару?"

Димка пьет кофе, что-то жуёт, не спеша. Тихо вызывает такси и почти исчезает. Денис злится, не утешили малыша. Дмитрию всё равно: "Не сахарный, не растает".

Три часа дня, он приезжает на место. Дневной свет озаряет его нахмуренное лицо. Дима заносит аппаратуру внутрь, ему всё равно, с кем там сегодня придется распеться.

Дима выжат за сезон фальшивого счастья, а они даже не дошли до середины. Тучи строятся над землёй, обещая ненастья. Но для невесты все музыканты – давно паладины.

Час до начала, в зале носятся декораторы, пока музыканты заносят аппаратуру. Постоянно ворчат свадебные кураторы, Дима ставит гитару, надевая счастливую шкуру.

Лет в десять отец подарил, впрочем, это больше не повторялось. Гитара – как бельмо на груди, выбросить жалко, да и единственное, что осталось.

Отец ушел и больше не приходил, оставив Диму вдвоем с младшей сестренкой. Детский дом многое в голову вбил, выжег клеймо, наградив на прощание не душой, а душонкой.

Дима начал петь о любви, распевая свой папин голос. Все замерли, все, как один. Вдруг.. резкий треск за спиной, отправивший Диму на Северный полюс.

«Нет, только бы не она! Только бы не гитара». Он разворачивается.. «Ч-ч-черт!», у окна, сбиты настройки с контроля, с радара.

Гриф под ногой какой-то девчонки. Сломан на части, хоть, блин, убей. Дэн кричит на неё, голос звонкий. А она дрожит, как загнанный воробей.

Он матерится там... Нет, это уж слишком. Жалко, конечно, но что тут поделать? Дэн блещет недалёким умишком, Диме тошнотно. Нет, пора прекращать, что-то делать!

Дима считает свой пульс, медленно гнев выдыхая, хоть что-то возникло в душе. Он подходит, друга матерно обрывая «Ты и так уже запугал, не гитара, а словно Порше».

Денис исчезает, забирая гриф друга из-под ноги. А Дима вдруг смотрит на эту девчонку. Кто она? Декоратор нелегкой руки? Она извиняется, Диме кричит что-то вдогонку.

Ему уже всё равно, он уходит, сегодня надо отпеть. Нет времени и желания на каких-то малявок. Вдруг перед ним встают, наклоняются втреть. Поднимают голову.. да, вот это подарок!

Ну-ка, хватит, говорю тебе, перестань!
Что ты забыла в бренном сознании?
Ну-ка, хватит! Забери свою грань.
Не топи меня в моём наказании.

Дима вдруг замер, мельком взглянув в очи этой малышки. Что-то кольнуло в груди, словно небо упало сейчас, нет.. это слишком.

Она извиняется, ей искренне жаль. А он стоит и следит лишь за губами, сглатывает, ощущая неистовую таль, что вдруг топит душу, вызывая не штиль, а цунами.

Он пытается выбраться, отойти от неё, но всё больше ему хочется в ней утопиться. За двадцать семь лет впервые нашел что-то своё, с чем не хочет больше ни с кем поделиться.

«Эй, ладно, пойдем завтра в кино?» - Девочка вдруг хлопает глазами. Диме вдруг стало почему-то весело и смешно. Она хрупкая, как Банши, её хочется укутать не только словами.

«Как тебя звать-то, мой мотылёк?» «Марина» - шепчет одними губами. Что ж, вот и Бог их на счастье обрёк. А мы будем жить дальше... счастливо... с вами?