Муки творчества

Муки творчества

Пальчик с кровавым ноготком, перстом судьбы, уткнулся в прямоугольник двери.
   - Проходите.
   Ирина сделал глубокий вдох, поправила прическу и шагнула на амбразуру.
   
   
   Сколько Ира себя помнила, ее постоянно тянуло к людям искусства. Школьницей, вместо магазинов игрушек и кукольного театра, она бежала на центральный рынок, толкаться в толпе местных художников, обменивающих непризнанные таланты на презренный металл. Студенткой, вместо лекций, не пропускала ни одной творческой встречи с литераторами, причем, Иру абсолютно не интересовало, как и о чем пишет человек. Она любила не творчество, а творцов.
   Наконец, светлый день настал - в ее жизни появился творец! 
   Друзья звали творца Гоша, Ира – Георгий, сам себя он именовал – непризнанный гений.
   Георгий был поэт.
   Ира была почти счастлива.
   Полумистическое слово «вдохновение» витало в воздухе. По ночам, Георгий вскакивал с кровати, что-то торопливо записывал в свете ночника, затем еще с час бродил по комнате, громко шлепая босыми пятками и бормоча: «цветы… мосты… кроты… вернулась ты… но вот, пришла пора… ура… гора… ведра…»
   Иногда, но реже, на Георгия накатывало днем. В основном за обедом. Непризнанный гений замирал с открытым ртом и не донесенной ложкой. Бросив второе и забывая захлопнуть первое, он несся к заветному столу с наготовленной стопкой бумаги. «Вот так… бардак… мастак… башмак… пришла пора – ушла она… весна… десна… сосна…»
   Уважающим себя непризнанным гением, Георгий терпеть не мог Пушкина, называя того прихвостнем толпы. Читал исключительно французских символистов в переводе Анненского, из отечественных обитателей Парнаса, признавая лишь Баратынского, и то потому, что тот не получил должного признания.
   Вечерами, Ира терпеливо выслушивала часовые монологи гения о поэзии, роли Георгия в ней и честно пыталась осознать глубинный смысл четверостишья:
   Бывал обманут сердцем я,
   Бывал обманут я рассудком,
   Но никогда еще, друзья,
   Обманут не был я желудком.*                            *Е. Баратынский «Пиры»
   По счастью, кто-то донес Георгию, что Пушкин тоже любил Баратынского, после этого Гоша перестал его декламировать, заявив: «Баратынский для меня умер!»
   К концу второй недели, Ирина не выдержала и выдворила гения, вместе с двумя ящиками неоконченных набросков.
   

Следующим был художник. 
   Сам себя он называл Вольдемар, хотя по паспорту значился Владимир.
   Вольдемар торговал картинами на центральном рынке, его кумиром был Ван Гог, главным образом за то, что за всю жизнь продал всего одну картину.
   В подвыпившем состоянии, Вольдемар с завидным постоянством порывался отрезать себе ухо, но каждый раз останавливался, не отыскав стерильного ножа. Не стерильным – оправдывался Вольдемар – не гигиенично.
   Так как он не вскакивал по ночам, Вольдемар продержался несколько дольше. На исходе первого месяца совместного проживания, Ирина выставила гения с двумя десятками  непризнанных шедевров.
   
   
   Некоторое время Ире казалось, что с творческими личностями покончено, пока, на одном из вечеров, не повстречала Анатолия.
   Впервые увидев его, Ира поняла – это Он! 
   Анатолий оказался начинающим писателем.
   Ночи напролет Анатолий спал сном праведника, творил он исключительно днем.
   Как из копировального аппарата, без остановки, со стола будущего владетеля умов слетали листы, исписанные убористым почерком. Иногда он прерывался, замирал в неестественной позе, после чего с криками: «Оно!», «Нашел!» вновь принимался за марание бумаг.
   Ира терпеливо сносила муки творчества.
   Наконец - свершилось - точка поставлена, шедевр был закончен. Толстый роман в шестьсот страниц машинописного текста.
   На следующее утро, приодевшись и по такому случаю постригшись, Анатолий поволок нетленку в издательство.
   Ирина осталась дома ждать триумфатора.
   Вернулся он только под вечер.
   Обмельчавшим Кинг Конгом, Анатолий метался по квартире.
   - Да кто он такой! Что возомнил о себе!
   Владетель умов размахивал руками, ругался каким-то Покровским, попутно придумывая обидные рифмы к слову «тираж» - кураж, мираж, мандраж, гараж…
   Не без труда, Ире удалось выяснить, что загадочный Покровский – школьный товарищ Анатолия, в данный момент, занимающий пост главного редактора в том самом издательстве.
   По старой дружбе, Покровский прямо при Анатолии начал читать произведение…
   Дальнейшие события скрывались за потоком ругательств и угроз в адрес Покровского, издательства и всей литературы вместе взятой.
   Измученные, забылись они только за полночь.
   Ирине снился Покровский. Он нависал над ней расплывшейся жирной тушей, что-то кричал громовым голосом и тянул к Ире волосатые лапы.
   Проснувшись позже обычного, Ирина поняла – она должна стать на защиту своего мужчины, а заодно и мировой литературы.
   Дольше обычного провозившись с макияжем и прической, надев лучшее платье, Ирина отправилась на битву.