• Литнет
• Литературные блоги
• Cherchez la femme?

Cherchez la femme?

В каждой культуре и литературе существует понятие канона как корпуса текстов, считающихся особенно ценными и достойными сохранения в культурной памяти и передачи из поколения в поколение. Наряду с этим материальным каноном, как замечает Renata von Heyderband, существует также канон критериев и толкований. И тот и другой канон претендует на универсальность и, если не на ”вечность”, то на долгую жизнь во времени. 

Литературный канон формируется прежде всего путем разного рода экспертных оценок со стороны профессиональных читателей (литературных критиков и литературоведов) и поддерживается той же критикой и традициями университетского и школьного образования. В русской культуре, которую, по крайней мере до самого последнего времени, отличала литературоцентричность, концепции Великого Канона, Большой Настоящей Литературы, Великой Русской Литературы (где все слова почтительно пишутся и произносятся с заглавной буквы), были чрезвычайно влиятельными: уже со времен Белинского. 

Тенденция описывать литературу как пантеон великих и бессмертных авторов и изучать ее в жанре экскурсии по такому пантеону сильна и до сих пор, хотя радикальные трансформации канона, происходившие не раз в изменчивой политической и культурной истории России, могли бы, казалось, стать нагляднейшим подтверждением идеи о том, это не "явление природы", а результат дискурсивного принуждения.

Последним по времени примером подобной ломки и пересмотра литературного канона могут служить процессы, происходившие в годы так называемой перестройки, когда вопрос о том, как по-новому писать и преподавать историю русской литературы, стал предметом активнейшего обсуждения как в специально научных, так и в методических и популярных изданиях.

Так, журнал "Вопросы литературы" за последние годы несколько раз открывал дискуссию под заголовком "Какой должна быть история русской литературы". В дискуссии приняли участие более тридцати ученых и преподавателей-практиков из разных российских университетов. 

В ходе обсуждения были высказаны разные мысли и концепции. Одни настаивали на том, что надо сохранить традиции и не поддаваться ”дезорганизующим западным влияниям” (хотя и произвести некоторый косметический ремонт имеющихся концепций). Другие говорили о необходимости создать новый канон, с новой, но жесткой иерархией. Третьи предлагали новые парадигмы построения истории литературы: как истории поэтических форм, истории жанров, истории тем и мотивов (”русский байронизм” и т.п.). Четвертые утверждали, что надо расширить материал: ввести в рассмотрение культурологический фон; рассматривать не только "классику", но и "низовую литературу", беллетристику, маргинальные явления. 

Однако в ходе этих дискуссий ни разу не возникал вопрос о том, что канон Великой русской литературы (как и практически все другие национальные литературные каноны) был построен и строится как исключительно андроцентрический, мужской и что гендерный аспект должен приниматься во внимание при перестройке канона. 

Современные исследователи литературы, в том числе и прежде всего представители/представительницы так называемой феминистской критики показали, что при создании канона, который представляется как абсолютно объективный процесс универсальных, объективных оценок, на самом деле работают и имеют значение множество факторов, в том числе (наряду с социальными, национальными, религиозными и пр.) – и гендерный.

Каким образом проявляет и обнаруживает себя андроцентризм ”универсальных” оценок, как работает механизм исключения женского из литературного канона, каковы причины низкой представленности женщин в каноне, показала в своем исследовании Джоанна Рус (Joanna Russ). Она выделяет целый ряд таких причин: ”практические помехи в творчестве женщин- писательниц (prohibitions), иррациональное, но основанное на определенных интересах предубеждение относительно способности женщин писать (bad faith), непризнание написанного часто под предлогом подозрения, что тексты написаны не самой писательницей (denial of agency), недоброжелательное, презрительное или насмешливое отношение к женскому творчеству (pollution of agency), умаление значимости предметов изображения женского письма как безынтересных, не представляющих особой ценности, в частности за счет того, что определенные критерии оценки (эстетические и формальные) квалифицируются критикой как доминирующие и выдаются за общеупотребительные (double standard of content), умаление значимости самих произведений за счет – оправданного и неоправданного – отнесения их к менее значимым видам и жанрам литературы (женская, региональная, тривиальная развлекательная литература, а также дневники, письма) или умаление оценки самих авторов-женщин за счет негативных стереотипов (false categorizing), канонизация не всего творчества женщины, а лишь отдельного произведения или только частичных аспектов творчества писательницы (isolation), изоляция женщины при причислении ее к мужскому канону, поскольку она воспринимается как исключение (anomalousness), упущение или отсутствие женских традиций (lack of models). Существует уже немало работ, показывающих, как такие тактики репрессирования женского творчества работали при формировании канона в западноевропейских и американской литературах, имеются попытки рассмотреть подобный вопрос и на русском материале.

Как справедливо пишет о традиционном литературоведении Катриона Келли, оно по отношению к писательницам соединяет тотальное невнимание к конкретным текстам и фактам с готовностью к предвзятым обобщениям, становящимся своего рода узаконенной дезинформацией. 

Женское творчество до сих пор не допускается в литературный канон, который конструируется на принципах андроцентризма. Исследователи (прежде всего исследовательницы), считающие такую ситуацию ненормальной, предлагают различные способы разрешения проблемы. 

Во-первых, в теории и практике американских и европейских женских исследований реализуется попытка противопоставить существующему мужскому канону антиканон или противоканон писательниц. Причем речь идет, как о «списке» текстов, так и о выработке собственного канона оценок, иных, своеобразных методов интерпретации женских текстов (так называемая гинокритика). Не менее популярна идея расширения или пересмотра существующего канона за счет включения в него женщин-писательниц. Третий путь – это так называемое «перечтение» (rereading), которое основывается на мысли, что при включении в канон оцениваются не тексты сами по себе, а их интерпретации, то есть уже «понятые», пропущенные через фильтр пристрастной критической оценки тексты. Некоторые направления феминистской критики объявляют своей целью критику, деконструкцию и подрыв прежде всего этого канона оценки, что приведет к новому чтению и канонических, и неканонических текстов и таким образом проблематизирует сам канон. И наконец, наиболее радикальный, постсруктуралистский подход состоит в призыве распрощаться с самой идеей канона и принципом селективности и иерархичности. 

Насколько влиятельны и продуктивны усилия феминистской критики и «сочувствующих» ей направлений исследования – покажет время. Но, как мне представляется, каждый, кто познакомился с подобного рода работами, уже не может отмахнуться от вопроса – почему произведения, написанные с точки зрения женщин, составляющих больше половины человечества, практически исключены из литературного канона? 

Ирина Савкина
Источник:http://library.gender-ehu.org/hms/attach.php/t__artic..