• Литнет
• Литературные блоги
• Летунцы

Летунцы

     Анатолий Скала                                  ЛЕТУНЦЫ     

                                                                                                  По словам акушеров,

                                                                                                  младенцы во время аборта                                                                                                                                                  бьют ножками и пытаются                                                                 

                                                                                                 убежать от смертельного лезвич.                        

                                                                Часть I. Дети

                                                                          1

     Два  летунца  поднялись  над  дуплистыми  вязами,  промелькнули  воздушными шариками  над  берёзами  и  упали  у  кромки  нескошенной  ржи.

     Эти  радужные  существа  были  младшими  братьями  полноцветных, сияющих  в  небе  радуг.  Вдобавок  к  красивой  раскраске  имели  по  два  слюдянистые  крылышка,  по  две  лапки,  огромную  голову  и  большой  стрекозиный  рот.

     Появляясь  на  свет  чуть  побольше  пригоршни  взрослого  человека,  они  всю  свою  жизнь  оставались  такими  же  маленькими  и  всю  жизнь  продолжали  питаться  энергией  породившего  их  солнышка  и  крупиночек  информации,  находящейся  в  окружающем  мире.  Но  больше  всего  этим  маленьким  радугам  нравилось  находить  свои  смеси  готовыми  в  стеблях  скошенной  на  ночь  ржи,  где  они  образовывались,  если  рожь  оставляли  неубранной  до  утра.  Кто  готовил  для  них  эти  смеси-коктейли  в  ночи,  летунцы  не  задумывались...

     С  наступлением  сумерек  летунцы   собирались  в  одном  из  своих  многочисленных  дупел  в  вязах  и  придумывали  для  планеты  на  каждый  день  новую  сказку.  Которая  оживала  с  восходом  луны.

     А   чтоб  всё  сочинённое  было  ярким  и  красочным,  они  время  от  времени  подкрепляли  себя  парой-тройкой  коктейлей,  сготовленных  для  подобного  случая.

     И  сейчас,  пока  старший  из  двух  летунцов  завтракал,  младший  сразу  же  приступил  к  заготовке  ржи  впрок.  Он  связал  свой  сегодняшний  первый  сноп  и,  треща  разноцветными  крыльями,  потащил  к  общей  куче  уже  заготовленных  накануне.  И  сразу  увидел  лежащее  на  снопах  очень  странное  существо.

     Оно  было  мертво  или,  может  быть,  притворялось  таким.  Его  руки,  лишенные  перепоночек,  не  могли  бы  сдержать  его  в  воздухе,   Его  ноги,  коленками  не  назад,  как  у  всех  летунцов, а  вперёд, – не  могли  бы  позволить  ему  и  ходить.  Летунцу  пришло  в  голову,  что  подобное  существо  может  быть  только  ползающим.

     Он  раз  видел  у  дома  под  вязами  двух  таких  же,  но  маленьких,  и  они  тоже  ползали,  прикрываясь  от  солнца  огромными  лопухами.  А  кто-то  рассказывал,  что  подобные  существа,  вырастая,  становятся  хищными.

     И  сейчас,  слабо  вскрикнув  от  страха,  молоденький  летунец  устремился  домой,  под  защиту  родных  тёплых  вязов.  Для  большей  уверенности,  что  сумел  улететь  незамеченным,  он  ещё  оглянулся  назад  и  ещё  раз  вскричал  от  испуга:  за  ним  следом,  подпрыгивая  на  ухабах,  бежал  сильно  рассерженный  и  растрёпанный  ржаной  сноп.

     Вероятно,  тот  мчался  за  ним  без  каких-либо  задних  мыслей,  и  лишь  по  забывчивости  не  отцепленный  от  веревочки  самим  летунцом.  Но  испуганному  малышу  показалось,  что  сноп  гонится  за  ним  очень  даже  обдуманно...  Он  вскричал  ещё  громче,  и  крик  его,  перейдя  в  зону  радиоволн,  достиг  старых  разбойников-самолетов.  Три  из  них  развернулись  на  звук,  и  пошли  на  снижение.

     Это  было  концом  для  колонии  радужных  жителей.

     Неизвестно  когда  и  зачем  оказавшиеся  на  этой  планете,  вконец  проржавевшие  самолеты  здесь  только  и  делали,  что  выглядывали  на  полях  летунцов.  Переполненное  мегабайтами  информации  вещество  этих  радужных  шариков  растекалось  по  ржавым  извилинам  самолетных  компьютеров,  придавая  им   чувство  радостного  обновления...

     А  поэтому  самолеты  ловили – и  ели  их!  Забирая  из  памяти  и  всю  их  информацию.  А  уж  если  случалось  напасть  на  гнездовье  этих  солнечных  жителей,  не  снимали  осады,  пока  не  вылавливали  всех  его  обитателей  до  последнего.

                                                                          2

     Так  и  в  этот  раз.  Уж  большая  луна  осветила  окрестности  вокруг  вяза  и  старый  дом  рядом  с  ним,  а  упрямые  железяки  по-прежнему  вились  в  воздухе,  не  сводя  глаз  с  дуплистых  стволов.

     От  надсадного  самолетного  грохота  дрожат  ветви  деревьев  да  звенькает  стёклышко  в  самом  крайнем  окне  дома.  Когда  звяканье  превращается  в  беспрерывный  звон,  в  темноте  у  печи  возникает  движение,  и  оттуда  на  лунную  полосу  выползает  мальчишка.  Он  вслушивается  в  самолётный  гул,  а  ещё  погодя  из  угла  появляется  и  второе  такое  же  существо. И  судя  по  бантикам,  это  девочка.

     Дети  вслушиваются  в  самолётный  шум,  а  затем  пробираются  в  сенцы,  взбираются  на  окно  и  выпархивают  под  луну.

     В  каждом  детском  движении,  в  каждой  чёрточке  заострённых  и  бледных  их  лиц  виден  страх.  Этот  страх  присутствует  в  этих  детях  давно.  Может  быть,  с  самой  первой  минуты,  как  начали  ощущать  они  трепетанье  своих  сердец.  Может  быть,  этот  страх  был  заложен  в  их  души  ещё  их  родителями  в  самый  первый  их  миг  зарождения.  Родителями,  не  желающими  появления  этих  детей,  да  потом  так   и  не  допустившими  их  на  свет.

     Но  всё  этот  же  страх,  истончив  постоянным  присутствием  их  тела,  для  детей  стал  спасением.  Он  придал  им  способность  летать  по  ночам  на  планете,  которая  появилась  для  них  в  Конце  Света.  Чтоб,  хотя  и  на  краткий  миг,  показать  не  родившимся  малышам  никогда  не  увиденный  ими  огромный  мир.  А  потом  и  самой  вспыхнуть  в  пламени  Солнца,  к  которому  она  сразу  же  устремилась.

     И  сейчас,  если  б  кто-то  сумел  проследить,  как  детишки  выпархивают  из  окна  и  летят  на  полночный  луг,  то  он  принял  бы  их  за  двух  сказочных  насекомых,  порхающих  с  цветка  на  цветок  под  луной  и  утоляющих  голод  нектаром.

     И  цветы,  на  которые  опускаются  в  пути  дети,  тоже  сказочные  и  огромные –   цветы,  выросшие  на  мутирующей  и  стремящейся  к  концу  Света  Земле...

                                                                            3

     Человек,  напугавший  с  утра  бестолкового  летунца,  целый  день  провалялся  на  куче  снопов,  и  валялся  бы  дальше,  всё  больше  разваливаясь  на  молекулы.  Но  второй  летунец,  просидев  день  в  мышиной  норе,  при  последних  лучах  заходящего  солнышка  начал  действовать.

     Эти  радужные  существа  без  лучей  их  родившего  солнышка  становились  как  немощные  старички  и  теряли  не  только  способность  летать,  но  и  даже  как  следует  двигаться.  А  поэтому,  когда  солнце  зашло,  в  небесах  появилась  луна,  а  разбойничьи  самолёты  по-прежнему  закрывали  дорогу  домой,  летунец  разогрел  своё  тело  остатком  энергии,  а  затем  перебрался  на  солнечное  сплетение  человека.

     Угадав  в  нём  такое  же,  как  и  в  солнышке,  излучение,  он  решил  подкрепить  им  свои  ослабевшие  силы,  а  после  вернуть  к  жизни  двуногое  существо.  И  уже  с  его  помощью  пробираться  домой.

     Человек  вскоре  сел  и  открыл  глаза.  И  уставился  в  небеса.  В  его  жизни  было  немало  событий,  случавшихся  под  такими  же  звёздами  и  Луной,  что  светилась  сейчас  в  вышине.  Только  эта  Луна  была  втрое  огромней  обычной,  а  сквозь  непривычную  дымку  на  ней  проступали  уж  вовсе  несвойственные  для  Луны   очертания  Европы  и  Африки...

     Человек  ещё  раз  пригляделся  к  её  необычному  облику,  потом  долго  сидел,  размышляя,  что  стало  причиной  столь  странного  поведения  Луны?

     И  тогда  в  голове  его появилась  совсем  не  знакомая,  и  как  будто  сама  в  неё  влезшая  мысль.  Человек  сидел,  думая:

     «Я  сейчас  на  одной  из  Земель,  оторвавшейся  от  большой  Земли-Матери,  и  стремящейся  к  Солнцу...  И  видимо  наступил  Конец  Света,  которого  мы  так  сильно  боялись  и  ждали!  Но  кто  же  послал  меня  в  этот  странный,  стремящийся  к  своему  концу  мир?..  И  зачем?..»

     «Чтоб  найти  здесь  спасение  для  себя  и  своих  детей», – прозвучал  в  голове  его  чей-то  слабенький,  но  достаточно  явственный  голосок.

     – Да, – сказал  человек. – Я  здесь  чтобы  спасти  детей!

     После  этого  оглядел  сам  себя,  и  увиденное  не  доставило  ему  и  малейшего  удовольствия:  полинявшие  джинсы  и  выцветшая  рубаха  вряд  ли  чем  соответствовали  его  миссии  по  спасению  детей,  да  тем  более  на  неведомой  ему  раньше  планете.  Пускай  даже  и  оторвавшейся  от  Земли!..  А  поэтому  человек  очень  здорово  пожалел,  что  не  может  немедленно  высказать  в  адрес  организаторов  экспедиции  всё,  что  думает  о  поставленной  ему  экипировке.

     А  потом  в  голове  вновь  послышалось: «Как  зовут  тебя?»                 

     – Я  Андре, – отозвался  он.

     «Поднимайся,  Андре,  и  пойдём,  пока  нету  волков», – прозвучал  снова  тоненький  голосок.

     – Хорошо, – согласился  Андре, – но,  признаться,  я  что-то  не  очень  люблю  волков...  И  к  тому  же,  мне  кажется,  волки – лишь  твоя  выдумка…

     «Да,  конечно  же, – согласился  с  ним  тоненький  голосок, –  волки – это  лишь  выдумка.  Но  как  всякая  выдумка  где-нибудь  да  бывает  реальностью,  так  и  волки  здесь.  А  особенно – по  ночам.  Так  что  нам  с  тобой  лучше  всё-таки  поспешить».

     Когда  стая  голодных  волков,  и  действительно,  пронеслась  по  подлунным  полям,  Андре  с  маленьким  летунцом  уже  были  под  вязами.  Рядом  с  ними  стоял  старый  дом.

     Летунец  щекотался,  выглядывал  через  ворот  рубахи  на  гудящие  наверху  самолеты  и  тихонечко  объяснял:

     «Жди  сейчас  до  утра:  когда  солнце  поднимется  над  горизонтом,  дети  будут  здесь,  в  этом  доме...  Их  двое,  таких  же,  как  ты – только  маленьких.  А  меня  ждут  свои...

     И  ещё.  Я  тебе  на  прощание  должен  сказать:  эти  старые  железяки  когда-нибудь  да  достанут  нас  и  возьмут  себе  всю  нашу  память,  и  будут  знать,  кто  помог  мне  пробраться  к  дуплу.  И,  наверное,  попытаются  отомстить  за  подобное.  Так  что  ты  постарайся  найти  к  тому  времени  для  себя  и  детей  подходящую  нору...»

     – Ох,  вертлявое,  разноцветное  коромысло! – вскричал  Андре. – Так  ты  всё  это  знало  и  всё  же  втянуло  меня  в  свой  обман!..

     «Что  ж  ты  сердишься?» – удивилось  крылатое  существо.

     – Так,  по-твоему,  я  тебя  ещё  должен  благодарить? – сказал  с  негодованием  Андре.

     «Ну  конечно  же, – отвечало  ему  существо, – ты  сейчас  будешь  знать  своё  прошлое,  своё  будущее  и…  возможно,  сумеешь  к  ним  приготовиться...»

     – Как? – спросил  Андре.

     «Мне  нельзя  тебе  этого  говорить, – шепчет  маленькое  существо. – Если  я  тебе  всё  расскажу,  у  тебя  ничего  не  получиться...»

     Самолеты,  снижаясь,  проносятся  между  домом  и  вязами,  и  крылатое  существо  чуть  светящимся  шариком  опускается  внутрь  дупла.  Андре  вглядывается  ему  вслед  и  едва  ли  не  в  центре  Земли  видит  чуть  мерцающие  огоньки:  может,  это  гнилушки,  светящиеся  в  темноте,  может,  это  действительно  летунцы – может  быть,  это  то  и  другое…  А,  может  быть,  это  звёзды,  светящиеся  на  другой  стороне  Земли!

                                                                           4

     Постояв  у  дупла,  Андре  входит  в  заброшенный  дом.

     «Будешь  знать  своё  будущее, – повторяет  он, – будешь  знать...»

Сколько  раз  он  в  своей  прежней  жизни  пытался  представить:  каким  оно  будет – то  будущее – где-то  там,  далеко  впереди,  на  отжившей  свой  век  Земле?..  И  вот  это  далёкое  будущее  оказалось  с  ним  рядом.  И  вовсе  не  внуки,  не  правнуки,  а  он  сам  со  своими  детьми,  видимо,  будут  последними  жителями  на  стремящейся  к  Концу  Света  Земле.

     «И  не  надо  из  этого  делать  трагедию, – снова  думает  он, – смерть  для  всех  неизбежна.  А  значит  и  для  Земли.  Это  жизнь!  Просто  жизнь...  Может  быть,  не  последняя...»

     Тут  он  стал  заговариваться  и  засыпать...

     Неожиданно  шум  моторов,  мешающих  его  сну,  изменился.  Похоже,  разбойникам  стало  скучно  кружиться  над  вязами,  и  они  сейчас  то  мигали  своими  огнями  над  домом,  то  вдруг  уносились  почти  к  горизонту,  кружа  над  тем  местом,  где  были  ржаные  поля.

     «Вероятно,  придумали  поохотиться  на  волков,  о  которых  рассказывал  мне  летунец», – рассудил  Андре.

     Вдруг  от  тускло  мерцающих  в  небесах  самолётных  огней  отделилось  по  два  ярко    вспыхивающих  фейерверка  и  быстро  помчались  к  земле.  Им  навстречу  откуда-то  из-за  берёз  поднялись  и  рассыпались,  засоряя  осколками  чистое  небо,  две  нити  сверкающих  бусинок,  явно  пущенных  в  самолёты  с  земли.  Самолёты  им  снова  ответили  яркими  фейерверками.  А  спустя  минут  несколько  времени,  меж  деревьями  замелькала  высокая  тень.

     Вскоре  стало  видать,  что  по  краю  полянки,  которая  отделяла  берёзы  от  дома,  бежит  человек.  Был  он  в  ярко  сверкающем  белом  шлеме,  с  ружьем,  и  всё  время  поглядывал  на  вьющиеся  над  его  головой  самолеты  и  дом,  словно  думал  в  нём  спрятаться.

     У  Андре  меж  лопаток  почувствовался  холодок.

     «Кто  он,  этот,  стреляющий,  и  умеющий  убивать  человек? – думал  он. – И  зачем  он  здесь?..

     Если  он,  как  и  я,  для  спасения  детей,  то  зачем  он  с  ружьем!  Ведь  спасение  с  убийством  не  совместимо!..  И  этому  нас  учили  ещё  с  детства.  Поэтому  я  не  убил  в  своей  жизни  и  мухи – и  только  поэтому  нахожусь  сейчас  здесь.  И,  как  мне  говорил  летунец,  я  спасу  здесь  своих  детей...  Но  зачем  же  здесь  он?..»

     Между  тем  человек  с  ружьём  проскочил  сквозь  полянку,  промчался  под  вязами, чуть  привстал  перед  домом,  пустил  на  прощание  в  небо  парочку  огненных  шариков  и  с  какой–то  весёлостью  вдруг  запрыгнул  в  окно.

     – Вот  ты  где? – произнёс  он,  увидев  застывшего  за  простенком  Андре. – Ну-ка  дай  мне  сюда  свою  пушечку,  пусть  моя  пока  несколько  отдохнёт.

     И  он  с  видимым  нетерпением  протянул  вперёд  руку,  уверенный  что  в  неё  сейчас  вложат  оружие.

     Андре  чуть  шевельнулся,  показывая,  что,  действительно:  вот  он  здесь  и  расслышал  вопрос,  но  не  знает  чего  отвечать – потому  что  не  пушечки,  ни  какого-нибудь  плохонького  пулемётика  у  него  с  собой  нет,  и  он  даже  не  понимает,  зачем  они  здесь?..

     В  то  же  время  он  с  всё  нарастающим  интересом  начинает  приглядываться  к  человеку  с  ружьём.  И  лицо  его,  освещенное  ярким  светом  луны,  начинает  казаться  ему  что-то  слишком  знакомым  и  даже  похожим  на  то,  что  совсем  недавно  видел  он  отражённым  в  стекле.

     «Ну  и  что? – принимается  рассуждать  Андре. – Если  мир  развалился  на  части,  а  в  небе  одна  из  Земель  заменила  Луну  и  вращается  вкруг  себя,  почему  бы  и  мне  не  иметь  при  себе  собственного  двойника?  Мне  с  ним  будет  удобнее  проводить  операцию  по  спасению  детей!..»

     Человек  же  опять  его  спрашивает:

     – Как  ты  думаешь,  что  сейчас  происходит  на  старой  Земле?

     И,  опять  не  дождавшись  ответа,  немедленно  принимается  отвечать на  свой  собственный  же  вопрос:

     – Впрочем,  что  тебя  спрашивать?..  Всё  никак  не  привыкну,  что  наша  Земля  развалилась  на  части, – и  сколько  их  сейчас  в  мире,  наверное  не  знает  никто...

     Он  ещё  приближается  на  два  шага  к  Андре.  И  тогда,  наконец,  тот  включается  в  разговор:

     – Я  думаю,  что  не  менее  трех…  Стул  и  тот,  чтоб  стоять  в  равновесии,  должен,  минимум,  быть  о  трёх  ногах!  А  уж  мир,  чтобы  выстоять  столько  времени,  и  тем  более!..

     – Но  тогда  и  нас  тоже  должно  быть  здесь  трое  иль  четверо!  Где  ж  тогда  остальные?  И  кто  они? – смеётся  в  ответ  человек  с  ружьём.

     И  они,  уже  оба,  всерьёз  принимаются  рассуждать  то  о  новых  орбитах,  которые  в  скором  времени   установятся  у  явившихся  в  конце  Света  Земель,  то  о  будущем  их  освоении   человечеством …

     Словно  после  того,  как  случившийся  конец  Света  придёт  к  своему  окончательному  завершению,  у  погибшего  человечества  может  быть  хоть  какое-то  будущее!

     И  при  этом  они  вовсе  не  замечают  того,  что  на  них  давно  смотрят  из  тёмных  сеней.

     Это  дети,  мальчишка  и  девочка.  Они  наблюдают  за  взрослыми,  и  раздумывают,  можно  нет  войти  в  дом?  Потом  девочка  говорит:

     – Знаешь,  Глеб,  они  вышли  похожими,  наши  папы.  Я  думала,  они  будут  совсем  не  такими...

     При  этих  словах  человек  с  ружьём  вздрагивает,  но,  всмотревшись  в  белеющие  в  темноте  детские  физиономии,  вдруг  хохочет:

     – Ну,  вот  мы  и  встретились.  Нас  уже  стало  четверо...  Вот  ещё  популяем  по  этим  жестянкам  и  двинемся...  Кстати,  кто  знает,  что  они  к  нам  привязались?  И  звать-то  вас  как,  наши  дети?

     – Меня – Глебом,  а  Вику – Викторией, – отвечает  мальчишка  и  тут  же  подталкивает  вперёд  девочку.  Та  подтягивает  за  собою  его,  и  они  постепенно  выходят  на  свет.

     У  мальчишки  лицо  энергичное,  нос  упрям,  а  в  сверкающем  зубе,  слегка  выставляющемся  изо  рта,  сквозит  явное  любопытство  к  гостям.  А  особенно,  к  их  ружью.  Он  уже  собирается  познакомиться  с  ним  поближе,  но  в  самый  последний  момент  страх  его  пересиливает,  и  Глеб  вновь  отступает  за  девочку.

     Та  постарше,  чем  Глеб,  и  лицо  у  неё  чуть  помягче  и  помечтательнее,  чем  у  мальчика.  И  видать  по  всему,  это  брат  и  сестра.

     – Ну  а  мы  когда  будем  знакомиться? – обращается  человек  и  к  Андре. 

     – Я – Андре, – отвечает  тот.

     – А  я – Жорж.  Если  хочешь – Георгий, – смеётся  Жорж.

     – Так  чего  они  к  нам  привязались? – снова  спрашивает  он  у  детей.

     – Может  быть,  они  с  нами  играют? – не  слишком  уверенно  отвечает  Глеб.

     Дети  очень  милы,  но,  к  огромному  огорчению  Андре,  они  вовсе  не  те,  кого  он  ожидал  здесь  увидеть,  и  ради  спасения  которых  он  был  послан  в  сей  гибнущий  мир.

     К  тому  же  детишки  напуганы,  а  черты  бледных  лиц  постоянно  меняются  вместе  с  блеском  луны,  что  никак  не  дает  ему  сосредоточиться  на  каких-то  особых  подробностях.  Выяснять,  кто  они  и  как  здесь  оказались,  Андре  не  решается.

     «Да  и  вряд  ли  детишки  сейчас  в  состоянии  что-нибудь  объяснить», – снова  думает он.

     – Нам  пора  уходить, – говорит  он  Георгию.  Тот  кивает  в  ответ  головой  и  глядит  на  луну.

     Андре  тоже  глядит  на  луну  и  у  самых  берёз  видит  дом.  Он  большой,  из  неровных  плит,  и  похож  на  корабль,  подплывающий  к  берегу.  И  Андре  вспоминает,  что  точно  такой  же  дом  ему  снился,  когда  он  был  маленьким.

     Он  зовёт  Глеба  с  Викой,  чтоб  те  посмотрели,  какой  он  красивый – дом,  явившийся  из  мечты.  Но  детей  уже  нет...

     Они  вместе  с  Георгием  стоят  возле  дверей  в  огород  и  разглядывают  ярко-красное  небо, в  котором  проносятся  самолёты.  Ещё  час,  полтора,  и  тогда  в  этом  небе  появиться  беспощадное  солнце,  чтоб  высушить  всё,  что  не  спрячется  от  его  лучей.

     И  пока  Жорж  с  детьми  развлекаются   поднебесными  акробатами,  Андре  думает  о  подземной  норе.

     – Скоро  нам  будет  нужно  прохладное  и  надёжное   место  до  вечера, – говорит  он,  поглядывая  на  самолеты.

     Те  ещё  не  теряют  надежды  позавтракать  летунцами  и  то  чуть  не  падают  к  самой  земле,  то  на  полном  форсаже  взвиваются  вверх,  чтобы  грохотом  двигателей  выгнать  из  дупел  спрятавшихся  летунцов.

     Дети,  только  минуту  назад  уверявшие,  что  самолёты  играют   и  добрые,  сейчас  смотрят  на  них  с  подозрением...  А  потом  оба  разом  показывают  на  блестящий  холм, что  виднеется  за  рекой.

     – Это  место  для  вас  подойдет, – говорят  они. – Мы  всегда  там  играем,  когда  нужно  спрятаться...  Вам  там  очень  понравиться!

     Андре  с  Жоржем  глядят  на  стоящий  за  речкой  холм:  тот  вообще  без  растительности,  и  на  нём  негде  скрыться  и  комару.

     – Чем  же  именно  оно  может  понравиться? – удивляются  взрослые.

     – Это  место,  оно  разное, – объясняет  им  Вика.

     – Оно  замечательное, – вторит  Глеб. – Лучше  может  быть  только  тот  синий  холм. – Он  показывает  на  сиреневое  возвышение,  чуть  видимое  на  горизонте  и  похожее  на  большой  вигвам  или  остов  засохшего  баобаба.

     «Наверное,  там  стоит  корабль,  на  котором  мы  все  сюда  прибыли!..  Ведь  должны  же  мы  были  сюда  все  на  чём-то  прибыть? – рассуждает  Андре. – И,  похоже,  что  мы  потерпели  аварию!  Но  как  только  оставшийся  на  борту  экипаж  устранит  неисправности,  корабль  тотчас  прибудет  за  нами  с  детьми.  Может  быть,  даже  этим  же  вечером!..»

     Жорж  молчит,  но,  похоже,  он  думает  точно  так  же.

     Ещё  повздыхав  о  случившемся,  оба  взрослые  соглашаются  осмотреть  для  начала  коричневый  холм,  что  стоит  за  рекой  и  похож  на  большой  переросший гриб. 

                                                                           5

     Они  вслед  за  детьми  пробираются  вдоль  забора  и  входят  в  огромные  заросли  пойменных  трав.  В  основном,  это  зонтичные  с  уходящими  вверх  макушками  и  больше  напоминающие  большие  деревья,  чем  траву.  И  оттуда,  почти  из-под  небес,  на  людей  летят  хлопья  пенистой,  сладковатой  на  вкус  жидкости.

     Жорж,  узнав,  что  у  этих  растений  такая  роса,  принимается  хохотать:

     – Где  кто  видел  такую  росу?  Да  ведь  это  нектар!..  А  трава?..  Где  кто  видел  такую  траву?  Это  лес!..  В  нём  должно  быть  полно  всяких  диких  зверей...

     – Здесь  живёт  один  дикий  зверь,  только  он  за  рекой!  Это  буйвол, – кричит  Жоржу  Глеб. – Он  с  рогами  и  лапами  шириной  с  эту  доску!

     Глеб  пальцем  показывает  на  широкую  доску,  лежащую  поперек  реки.  Путешественники  добрались  до  её  берегов,  и  сейчас  Андре  с  Жоржем  внимательно  изучают  представшую  их  глазам  переправу.  Жорж  молчит.

     – И  когтями  длиной  с  эту  доску, – ещё  добавляет  Глеб.

     – Зачем  буйволу  когти? – не  может  понять  его  Жорж.

     – Чтоб  копать  червей... – объясняет  Глеб. – Мы  сейчас  их  увидим – их  норы,  в  которых  они  живут.

     – Кто  живёт? – больше  прежнего  удивляется  Жорж. 

     – Ну  да  буйволы!..  Кто  ж  ещё? – отвечает  Глеб.

     Оба  взрослые  переглядываются.  Андре  кажется,  что  детишки  слегка  заговариваются!  Да  откуда  и  взяться  тут  буйволам,  пожирающим  земляных  червей?

     Между  тем   Вика  с  Глебом  встают  на  средину  доски  и  подпрыгивают,  взявшись  за  руки, – вероятно,  за  тем,  чтоб  сломать  её  и  бултыхнуться  в  воду.    

     Пока  доска  занята,  Андре  с  Жоржем  в  молчании  изучают  холм.  Он  от  них  в  двух  шагах,  на  другом  берегу,  и  совсем  не  таков,  как  казался  им  издали.  Его  стенки  блестят,  как  стекло,  а  края  нависают,  как  тесто,  сбежавшее  из  кастрюльки.

     Андре  кажется,  что  холм  напоминает  огромный  торт,  или  слишком  огромную  порцию  крем-брюле,  выпирающего  из  стаканчика.

     «Интересно,  а  чем  здесь  питаются  дети?» – гадает  он.  И  уже  собирается  расспросить  у  детей,  как  давно  они  ели  в  последний  раз,  и  что  именно?  Но  вода  на  реке  вдруг  вздымается  буруном – из  неё  выставляется  бородавчатая  голова  лягушенции  и  глядит  на  детей.

     Вика  взвизгивает  и,  как  шарик,  взвивается  над  рекой,  а  затем,  не спеша,  словно  с  горки,  съезжает  вниз  и  оказывается  на  другом  берегу  реки.

     – Как  ты  здорово  напугал  меня! – восхищенно  кричит  она  Глебу.

     Тот  щурится  и  бросает  в  лягушку  коричневым  камушком.  Но  промахивается.  Он  ещё  достает  из  кармана  пригоршню  таких  же  и,  видно,  готовится  закидать  пучеглазую  окончательно.  Но  из  рук  его  вместо  камушков  выползают  и  с  громким  жужжанием  разлетаются  над  рекой  целый  ворох  жуков.  Перламутровых...  розовых...  синеньких.

     – Так  не  честно! – кричит  Глеб  сестре.

     – А  лягушками  пугать  девочек  честно? – хохочет в  ответ  Вика  и  прыгает  на  своём  берегу.

     Жорж,  давно  уж  желающий  сделать  что-то  хорошее  и  полезное  для  детей,  хватается  за  ружье  и,  почти  что  не  целясь  в  животное,  жмёт  на  спуск – вместо  выстрела  из  ствола  вылетает  огромный  оранжевый  шар  и  взрывается  у  него  перед  носом.  Причём  с  таким  страшным  грохотом,  что  Жорж  тут  же  бросает  ружье  и  орёт  во  всю  мочь.  Андре  думает, что  Жорж  съехал  с  ума  или  даже  убит  и  орёт  ещё  громче  его.

     Дети  думают,  что  с  ума  сошли  оба  взрослые,  и,  как  птички,  взлетают  на  холм  и  оттуда  глядят  на  орущих  родителей...

     Наконец  все  приходят  в  себя.  Жорж  глядит  на  детей  и  кричит:

     – Ладно,  вы  там  пока  погуляйте,  а  мы  тут  осмотримся.

     – Как  ты  думаешь,  кто  они? – обращается  он  к  Андре,  когда  дети  скрываются  за  вершиной  холма.

     Андре  очень  рассержен  на  Жоржа  за  выстрелы,  напугавшие  и  его  и  детей.  Да  к  тому  же  он  думает, что  Георгий  заранее  знал,  что  дети  взлетят  на  холм,  если  выстрелить, – и  от  этого  сердится  ещё  больше. Спустившись  к  реке,  он  пьёт  воду  пригоршнями,  а  потом  говорит:

     – Я  не  знаю.  Но  думаю,  это  мы  с  тобой.

     Говорит  лишь  затем,  чтоб  позлить  этим  Жоржа.

     – Почему  же  тогда  это  мальчик  и  девочка,  если  ты  говоришь,  это  мы  с  тобой? – пристаёт  к  нему  Жорж.

     Андре   молча  идёт  от  него  по  доске  через  речку,  потом  вкруг  холма,  опускается  на  песок  и,  прижавшись  спиной  к  камню,  ещё  сохраняющему  тепло  со  вчерашнего  дня,  сидит,  думает.  И  опять  говорит:

     – Я  не  знаю…  Возможно,  они – это  то,  что  заложено  в  нас  с  тобой  от  рождения,   всё:  мужское  и  женское, – но  сумевшие  здесь,  на  этой  планете  каким-то,  пока  непонятным  мне  образом  разделиться  на  два  самостоятельные  существа.

     – Но  тогда  они – призраки,  да  и  мы  с  тобой – тоже! – смеётся  Жорж.

     Андре  долго  глядит  на  пустыню,  лежащую  за  холмом,  и  излишне  уж  резко  меняющую  собой  пойму  с  огромной  растительностью.  Ему  это  не  нравится.

     – Да,  возможно,  и  мы  с  тобой – тоже  призраки, – всё  ещё  продолжает  сердиться  он, – только  мы  разделённые  по  какому-то  другому  признаку.  Может  быть,  по  характеру.  Например,  всё  что  было  хорошего,  поселилось  в  одном  из  нас;  ну  а  всё остальное – в  другом...

     – Ты  считаешь – хорошее  поселилось  в  тебе? – усмехается  Жорж.

     – Я  на  этом  совсем  не  настаиваю, – отвечает  Андре. – Хотя,  если  припомнить,  то  каждый  из  нас  в  жизни  чувствовал,  что  внутри  его  ещё  кто-то  живет – всегда  спорящий,  не  согласный  с  ним.  И  пока  мир  был  целым,  то  оба  живущие  в  нас  существа  были  словно  два  глаза,  сидящие  на  одном  лице,  но  невидимые  друг  для  друга  за  переносицей…

     А  когда   Земля  и  весь  мир  раскололись,  у  них  появилась  возможность  взглянуть  на  того,  с  кем  всю  жизнь  провёл  рядышком.

     – Но  расколотая  голова – это  мёртвая  голова, – возражает  с  улыбкою  Жорж. – А  я  чувствую  себя  очень  даже  живым...

     И  Андре  соглашается:

     – Может  быть,  ты  и  прав...  Но  Земля  умерла,  и  на  ней  сейчас  может  случиться  всё...  Ну,  а  дети!.. – Он  смотрит  вверх  и,  припомнив,  как  дети  взлетели  на  холм,   неожиданно  для  себя  добавляет:

     – Может  быть,  дети – это  наш  страх?

     – Или  грех, – вновь  хохочет  Жорж. – А  поэтому,  мы  с  тобою  спасая  детей,  этим  самым  спасаем  себя.

     Он  хватается  за  верёвочку,  что  спустили  им  сверху  дети,  и  ловко  взбирается  вверх – словно  бы  демонстрируя  то  спасение,  о  котором  сейчас  говорил.

     Андре  лезет  за  ним.  Жорж  дурацкой  игрою  в  слова  превратил  совершенно,  казалось  бы,  мудрое  изречение  о  грехе  в  шутовской,  балаганный  вид.  А  поэтому  Андре  хочет,  чтоб  Жорж  возвратил  словам  их  изначальный  смысл.

     Но  едва  они  влазят  наверх,  как  у  них  начинается  новый  спор.  Вся  макушка  холма  блестит  словно  стекло,  и  к  тому  испещрёна  бороздками.  И  Жорж  сразу  берётся  доказывать,  что  холм – это  спёкшийся  кремнезём  в  месте  взрыва  малюсенькой  термоядерной  бомбы!  Отсюда  его  и  стеклянный  блеск  и  бороздки.  А  Андре  принимается  утверждать,  что  холм  больше  похож  на  не  слишком  большой,  может  быть,  не  успевший  как  следует  народиться,  вулкан...

     Дети  несколько  времени  наблюдают  за  взрослыми,  потом  Глеб  говорит:

     – А  мне  кажется,  что  поверхность  холма  нынче  очень  похожа  на  панцирь... 

     – Большой  черепахи! – на  мгновение  опережает  его  сестра,  и  тем  самым  не  даёт  сказать  «панцирь  рыцаря».

     И  коричневый,  только  что  преспокойно  лежащий,  холм  для  начала  пытается  опрокинуться,  а  затем  поднимается  на  дыбы.  Люди  кубарем  катятся  по  его  гладкой  ровной  поверхности  и  лишь  чудом  удерживаются  за  верёвочку,  которая,  как  оказывается,  ни  к  чему  не  привязана.

     Холм  слегка  выпрямляется,  но  колышется  то  туда,  то  сюда – и  как  будто  бы  продвигается  над  землёй.  Люди  едут  на  нём  как  на  лошади  и  не  могут  понять: как  же  это  у  них  получается?

     Глеб  и  Вика  визжат.  Жорж  кричит  что-то  невразумительное.  Андре  дёргает  Вику  за  ногу:

     – Кто  под  нами?  Верблюд  или  слон?

     – Черепаха! –  кричит  в  ответ  девочка.  Глеб  ей  машет  рукой:

     – Давай  море!  Сегодня  получится!..

     Дети,  видно,  довольны  случившимся,  и  вдобавок  к  катанию  им  не  терпится  оказаться  в  воде.  А  Андре  никогда  не  умел  по-хорошему  плавать  и  вовсе  не  хочет  закончить  своё  путешествие  в  глупой  луже,  которую  собираются  выдумать  дети.

     – Не  надо  морей, – умоляет  он, – и  не  надо  слонов  с  черепахами…  и  не  надо  воды – мы  в  ней  сразу  утонем  и  вымокнем...

     Он  глядит  вниз, чтоб  выяснить,  что  же  там –  ноги,  или  плавники,  у  везущего  их  животного?  Но  от  нового   дёрганья  чуть  не  сваливается  головою  вниз.

     Наконец,  ещё  после  нескольких  сумасшедших  кульбитов  и  их  с  Жоржем  окриков  прекратить  это  глупое  безобразие,  их  катание  прекращается.  Андре  с  Жоржем  немедленно  удирают  с  холма.  Вслед  за  ними,  держась  за  верёвочку,  как  послушные  дети,  спускаются  вниз  Глеб  с  Викой.

                                                                          6

     Холму  путешествие  не  доставило  никаких  неприятностей:  он  всё  тот  же,  и  даже  имеет  свой  прежний  вид.  Но  уже  впереди  него  плещет  синее  озеро,  а  река  с  её  зарослями  далеко  в  стороне.  Ещё  дальше  виднеется  дом.  Над  берёзами  появилась  полоска  колышущейся  темноты.  На  её  мутном  фоне  сверкают  летающие  самолеты.  Вверху  уже  день.  От  встающего  солнца  блестят  самолётные  фюзеляжи,  а  чуть  погодя  загораются  и  вершины  берёз  с  вязами.

     Скоро  солнце  заполнит  собою  весь  этот  мир.  По  пустыне,  уже  принимающей  красноватый  оттенок,  проносятся  непонятные  тени,  похожие  то  на  птиц  и  зверей,  то  на  отблески  отражённых  лучей  солнца.

     При  их  появлении  Вика  роет  в  песке  ямку,  при  этом  старательно  приговаривает:

     – Моя  Пинта,  наверное,  там  внутри.  Вот  отверстие.  Здесь  была  её  лапка.  Она  утонула  в  песке,  моя  бедная  Пинта. – И  девочка  начинает  похныкивать.

     Глеб  старается  удержать  её  от  влезания  в  песок,  а  потом,  рассердившись,  пугает  сестру:

     – Если  ты  не  отстанешь  от  нас  со  своей  глупой  Пинтой,  я  скажу  папе  Жоржу,  и  он  в  неё  выстрелит...  Поняла?

     Вика  взвизгивает  и,  уже  во  весь  голос  кричит:

     – Вы  не  смеете  убивать  мою  Пинту!  Она  ещё  маленькая!..  И  мы  с  ней  хотим  спать. Что  вы  всех  убиваете!  И  куда  вы  меня  ещё  тащите?  Я  уже  ничего  не  боюсь...

     Андре  думает,  что  она  и,  действительно,  ничего  не  боится,  и  детишкам  пора  уже  спать.  Но  не  так  же  как  страусам – головою  в  песок?..

     Он  идёт  вкруг  холма,  и  на  той  стороне,  где  раскинулось  озеро,  видит  груду  камней,  а  за  ней – вход  в  просторное  помещение,  уходящее  внутрь  холма  и  заканчивающееся  там  пещерой  с  высокими  сводами.  И  скорей  всего,  эти  вход  и  пещера  уже  результат  черепашьего  путешествия.

     Материал,  из  которого  они  сделаны,  чем-то  напоминает  волнистый  слой  внутри  раковин.  Если  это,  и  вправду,  дом  Пинты,  о  которой  сейчас  убивается   девочка,  то  пока  Пинты  нет,  помещение  надо  занять.

     Андре  громко  зовёт  остальных,  сам  садится  у  стенки  и  думает  о  всех  странностях  их  спасательной  экспедиции.  О  неведомых  летунцах,  о  разбойничающих  самолетах,  жуках-камушках  и  шагающих  черепашьих  холмах...

     Потом  вдруг  сожалеет,  что  в  детстве  почти  не  занимался  животными,  хотя,  помнится,  возле  дома  у  них  и  жила  сухопутная  черепаха.  Затем  она  вдруг  куда-то  исчезла.  Наверное,  умерла.

      «А  всё-таки  лучше  б  этот  холм  превратился  в  исправный  летающий  звездолёт,  чем  в  какую-то  сумасшедшую  черепаху», – приходит  он  к  выводу  и  засыпает...

     Когда  Жорж,  обойдя  всё  подземное  помещение,  опускается  рядом  с  ним,  спит  не  только  Андре,  но  и  дети.

     Сквозь  щель,  разделяющую  черепаший  дом  на  две  части – подземную  и  наземную,  потихоньку  струится  песок.  Вслед  за  ним  проникают  слепящие  лучики  солнца  и  бойкими  зайчиками  отражаются  от  неровностей  внутри  панциря.  Жорж  сдвигает  на  лоб  светофильтры  у  шлема  и  закрывает  глаза.  Но  сна  нет.