Агент-призрак

Глава 15

Глава пятнадцатая

…Да, я раскрыт, но тут уже ничего не поделаешь. Тень тоже был раскрыт...

Стрелки часов на привокзальной башне сошлись над выведенной киноварью и позолотой восьмиконечной звездой — одном из сорока трех символов на циферблате. Сначала раздался звонкий щелчок, вспугнувший с карнизов мелких крылатых животных, затем зазвучал раскатистый медный перезвон. Но его почти сразу заглушил гудок паровоза.

Ливень прекратился, сквозь разрывы в седых тучах выглянул полосатый бок Бриарея. Гигантская планета отражалась в лужах на перроне. Профессор Брукс бросил недокуренную сигарету в одну из них, неторопливо свернул зонтик и поднялся в вагон, оставляя на стальных ступенях свежую грязь. Из-под колес локомотива хлынул пар, поршни пришли в движение, и состав  плавно тронулся. 

Я ждал профессора в тамбуре. Брукс хмуро посмотрел на меня, затем открыл дверь из мореного путникового дерева, махнул зажатыми в ладони перчатками из тонкой замши:

— Проходите, сударь. Располагайтесь.

В коридорчике стоял навытяжку юный проводник в синем двубортном кителе, брюках с лампасами и картузе с серебристым козырьком.

— Добро пожаловать на Южный экспресс, господа, — отчеканил он, глядя над нашими головами. — Меня зовут Руд.

Брукс небрежно кивнул парню. Обошел его и встал перед открытой дверью, за которой я увидел двухместное купе. На Земле бы такие апартаменты назвали «повышенной комфортности». 

— Когда прикажете подать обед? — поинтересовался проводник. Я услышал в его голосе замаскированное волнение. И вдруг почуял запах предательства.

— Господин Айрус? — переадресовал вопрос профессор.

Я пожал плечами.

— Спасибо, я не голоден.

Тогда профессор снова взмахнул рукой.

— Позднее, Руд. Ступайте! Мы вызовем вас, как только в этом возникнет необходимость.

Проводник коротко поклонился и отправился к себе. Я вошел в купе. Профессор посмотрел в одну сторону коридора, затем — в другую, плотно затворил дверь.

—  В своем мире вы, наверное, привыкли к удобству, — то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес Брукс.  Он, зажмурившись, опустился в кожаное скрипучее кресло, поерзал, удобнее устраивая свой геморрой.

Я включил настольную лампу, — несмотря на то, что тучи разошлись, день был сумрачным, и в купе царил полумрак, — под сиреневым абажуром вспыхнула яркая лампочка.

Стол, застеленный аккуратной скатертью, деревянные панели на стенах, зеркала в оправе из начищенной меди, журнальный столик, заваленный свежими газетами и журналами, кожаные кресла и диван, две кровати в разных концах купе под шелковыми балдахинами, на полу — ворсистый ковер, заглушающий звук шагов.

Само собой, я привык к удобствам, которыми баловала своих обитателей Земля. Монорельсовые поезда Генезии — донельзя загаженные, с разбитыми окнами, со стенами, разрисованными граффити. На сиденьях спят бездомные, а грезоманы, не стесняясь окружающих, закидываются стимулирующими центры удовольствия видениями. Знал бы этот абориген с ученой степенью о том, к чему я привык…

Брукс подхватил со стола графин. Налил в стакан воды и тут же осушил его.

Я присел во второе кресло, отодвинул штору и выглянул в окно. Южный экспресс шел, набирая скорость, мимо стоящего грузового состава. За дощатыми вагонами виднелись серые здания паровозных депо. 

— Сколько нам ехать? — спросил я.

Профессор отставил стакан, вынул из внутреннего кармана пиджака хронометр.

— Зима начнется часов через пять, — Брукс взглянул на циферблат. — К ее окончанию, если на то будет воля Ктулбы, мы доберемся до места назначения. — Он перевел взгляд на меня. — Но не стоит загадывать. Зимой горная дорога, сударь, не любит самонадеянных.

Я почувствовал раздражение. Тюльпан, отзываясь на мои эмоции, крепче сжал предплечье. Искоса взглянув на Брукса, я встал с кресла, снял плащ, повесил его на вешалку, что располагалась возле двери. Подошел к зеркалу, чтобы поправить галстук. Тюльпан выглянул из манжеты сорочки, точно хотел увидеть себя со стороны. Я запихнул его пальцем обратно.  

— Какая на юге зима, профессор? — спросил, глядя на отражение Брукса.

— На побережье климат, само собой, мягче, — ответил тот. — Лесогорье надежно защищено от северного и восточного ветров. Но на перевале может случиться так, что всем придется туго.

— Что вы имеете в виду? — я подошел к журнальному столику. Взял наугад газету.   

— Метель, заносы, обледенение, — перечислил профессор. — Как вам, кстати, наше пиво?

На первой полосе я увидел статью под заголовком «Буря в сенате». Текста было довольно много; политические страсти в Стране-под-Солнцем напомнили мне об агонии Соединенных Штатов Америки — так называлась Генезия до Великой Генетической Революции. Третья Мировая выиграна, и нет больше на Земле других государств, лишь партизанят в сибирской глуши не представляющие реальной силы сепаратисты. Казалось бы, — жить всем и процветать. Но страна, поглотившая земной шар, принялась пожирать саму себя. На Дожде не знали о том, что такое Мировые войны, но единственное государство — Страна-под-Солнцем — было поражено той же болезнью. Без мудрого руководства Суперов здешнее человечество обречено. Впрочем…

 — Пиво? Смотря какое… — я развернул газету. — Пиво! Вы бы еще, профессор, меня о столичных шлюхах спросили.

Брукс смутился. А я уже рассматривал фото холеного господина, вещавшего с трибуны в заполненный парламентариями зал. Что-то мне подсказывало, что это — и есть первый магистр Ревнителей Ктулбы. Фигура похожа, кисти и еще — перстень, который я помнил совершенно четко…



Отредактировано: 15.04.2016