Бегство из ада.

Бегство из ада.

Бегство.

Правда… Кому она нужна?... Особенно сейчас, после войны, когда от городов остались одни выжженные руины, да зараженные радиацией горы развалин. Уж точно не нам, кучке испуганных и растерянных людей, выживших после огненного ада, пронесшегося по стране. Миллионы людей, уже в первые секунды превратились в тлен, развеянный ураганным порывом взрывной волны, они не оставили после себя даже тени былого присутствия. Многотонные строения с грохотом разваливались, заполняя воздух строительной пылью. Плавился камень, мгновенно вскипала вода. Казалось в этом аду невозможно выжить, но по воле случая нам чудом удалось избежать смерти. Хотя, удалось ли?...

Из подвала мне удалось выбраться только через месяц. Четыре недели я находился в кромешной тьме, даже не догадываясь, как изменился город. Фонарик «сдох» на третьи сутки, сведя мои попытки экономии заряда батарей к нулю. Потеряв счет времени в удушливом мраке, скрючившись в три погибели, я часами разбирал завал, перегородивший мне выход. Иногда, натыкаясь на огромные обломки, менял направление, и это значительно меня выматывало. И так, изо дня в день. Ладони покрылись ранами, приходилось обматывать их кусками материи от разорванной рубашки. От сырости в горле скапливалась слизь, которая с кашлем вырывалась наружу. Временами меня охватывал страх. Что будет, если я не смогу выбраться? Об этом не хотелось думать, и я постоянно гнал от себя подобные мысли. И без того было тошно. Только одно вселяло надежду: наличие консервированных продуктов, которых хватило на все время моего заключения под завалом. Без них я бы загнулся уже через неделю.

С наступлением дня воздух становился спертым и удушливым. Развалины нагревались, невыносимая духота сводила меня с ума, зато ночью, воздух остывал настолько, что охватывал озноб. Уже через неделю к запаху моих закопанных испражнений добавилась тошнотворная вонь разлагающихся тел. Наверное, я уже был на грани, когда мне все- таки удалось выбраться наружу.

Всходящее солнце робко коснулось лучами частично уцелевших стен панельных многоэтажек покрытых копотью и сажей. Воздух был пропитан гарью и едким запахом сгоревшей резины и пластика, невыносимым трупным смрадом и гнилью протухших продуктов.

Бежать! Прочь из этого обреченного места, как можно быстрее, пока смертельная доза радиации не накопилась в моем теле. Спотыкаясь на обломках устилавших всю дорогу, я устремился к городской окраине, туда, где разрушений было значительно меньше, туда, где еще сохранялся шанс на выживание. Здесь, я уже ничем не мог помочь, ни погребенной под завалами семье, ни погибшим людям.

Шаг за шагом я удалялся от места, где еще месяц назад был счастлив и имел семью. Теперь все потеряно. Ничего не осталось - совсем ничего. Стоит ли говорить, что было у меня на сердце? Боль…Боль…Боль…Серый тлен выгоревшей души и ничего кроме пустоты.

Во всем произошедшем я винил только себя. Сейчас поздно что- либо менять. Остается только сожалеть о содеянном.

В тот день, я был с женой во дворе, когда земля содрогнулась в первый раз. Не устояв на ногах, я упал на землю, отвернувшись от яркой вспышки на горизонте. В следующий момент, когда жена вбежала в дом на крик ребенка, я … испугался и бросился к подвалу. Позже, под завалом не сдерживая голоса, я рыдал и рвал на голове волосы, но ничего уже не мог изменить. Мне ничего не оставалось кроме как ненавидеть себя за свой низкий поступок…

Через полчаса я наткнулся на молодого парня лет восемнадцати. Проводив меня мутным взглядом, он двинулся следом уверенный в том, что я знаю куда идти. Мы шли, молча, мимо выгоревших домов со следами копоти над пустыми оконными провалами, мимо поваленных столбов, разбитых и выгоревших машин. Не задавая вопросов, каждый погруженный в размышления, наедине со своими страхами.

Когда мы вышли из города, группа уже насчитывала пять человек: измотанных, одиноких, но выживших. Что заставляло людей в сложившейся ситуации собираться вместе? Ответ очевиден - страх. Страх перед неизвестным будущим и одиночеством. Страх оказаться совершенно беспомощным в сложившихся обстоятельствах. Кроме того, в их душах теплилась надежда. После того как люди потеряли все что имели, надежда была последним чувством удерживающим их от суицида.

На окраине дачного поселка мы, не сговариваясь, остановились на несколько минут. Крыши небольших домиков выглядывающих из-за крон плодовых деревьев манили к себе, обещая временное убежище. Но безопасно ли оно? Выбираясь из города, я обратил внимание на невыносимый запах, исходивший из продуктовых магазинов. После ядерного удара все городские коммуникации остались без электричества, следовательно, все холодильники отключены, и продукты просто тухнут. Сейчас город переполнен мухами и другими насекомыми переносившими разную заразы. Нужно уходить как можно дальше, туда, где радиационный фон слабее или отсутствует.

Непонятный звук за спиной заставил меня обернуться. Все испугано отстранились от распростертого на земле тела. Этот пожилой мужчина примкнул к нашей группе последним. Только сейчас я заметил, что он неспроста скрывал свое лицо за капюшоном. Он умирал. С потрескавшихся губ стекала липкая слизь вместе с кровью. С небритой щеки клочьями свисала кожа. В его глазах был безудержный страх. Харкая кровавыми сгустками, он срывал с себя остатки лохмотьев, пытаясь добраться до чего - то обжигающего его изнутри. Грязные ногти раздирали кожу.

-Помогите,- прохрипел он. Силы оставили его. Взгляд, направленный в небо потускнел.

Еще одна жертва радиации. Мы ничем не могли ему помочь. И самое противное, что никто из нас так и не отважился приблизиться к нему. Тело так и осталось лежать на окраине поселка непогребенным, а мы пошли дальше - своей дорогой.

На дачах нам удалось разжиться крупой и макаронами, в которых еще не завелись насекомые. С уцелевших грядок, в целях предосторожности, решили ничего не брать. Воды набрали в колонке, из подземных источников. Ее с излишком хватило чтобы помыться и приготовить ужин. Старую одежду пришлось выбросить. Благо старой одежды на дачах нашлось в избытке.