Белен Дюран

Белен Дюран

     Вокруг ликовала толпа жалких людишек. Каждый из них считал своим долгом прийти на казнь как на доброе дело и уже только одним своим присутствием свидетельствовать о почитании святой католической церкви. Они рычали в предвкушении ещё более зверского зрелища, а я с бесстрастным выражением лица продолжал хлестать плетью самую  преданную женщину в мире. Я заносил тяжелую руку вверх и с новой силой обрушивал на её нежную спину очередной удар. Её кожа трескалась до крови, но она только стиснув зубы, стонала. «Умоляю, сознайся! Скажи им, что ты ведьма и прими католическую церковь как свою единственную веру, и я просто тебя задушу», – снова и снова повторял я мысленно, но она упорно молчала. Моё сердце вместе с её телом обливалось кровью, но ни один мускул на моём лице не мог дрогнуть, я просто выполнял свою работу. С затуманенным рассудком, продолжал наносить ей удар за ударом, боясь услышать приказ: «Довольно!».

     Мы познакомились с Белен несколько лет назад. Всего раз заглянув в карие глаза, я был пленен ими навечно. Она была хорошо сложена и удивительно красива, но даже это не смогло спасти девушку от инквизиции. Я много раз просил её прекратить варить зелья и помогать людям, ведь благодетель наказуема, но она меня не желала слушать, повторяя: «Мой милый, Сев, разве ты не знаешь, что я должна?!», и мне нечего было ей ответить, ведь я не мог ей предложить ничего другого, кроме редких тайных встреч, а люди хорошо платили за помощь.

     Я родился в Испании в семье палача, и моя дальнейшая судьба была заранее предрешена. Наш богатый дом стоял в отдалении от прочих и был выкрашен раздражающей взгляд красной краской. Я никогда ни в чём не нуждался, но воспитывался с особой жестокостью. Меня с ранних лет учили истязать человеческую плоть так, будто ты режешь свинью или курицу, без малейшей жалости и отвращения к насилию. Время от времени на окне нашего дома появлялась чёрная перчатка, и отец уходил. Мать брала меня с собой на площадь и с гордостью показывала, как хорошо выполняет отец свою работу и скольких почестей удостоен. Ведь он своими руками несёт добро, очищая огнём души еретиков и ведьм. Каждый день мне внушали, что это только работа, в которой нет, ничего зазорного. Когда я вырос, то без малейшего сомнения пошёл по стопам своего отца, ведь честь быть палачом передавалась из поколения в поколение.

     Когда я встретил Белен, всё изменилось. Она научила меня чувствовать боль и любить. Больше всего мне хотелось взять её в жены и привести в свой дом, но это было невозможно – в нашем обществе палач мог породниться только с семейством, в котором была облачена та же должность, а её родители были простыми торговцами.

     Изо дня в день в дом Белен приходили больные люди, и она никогда никому не отказывала в помощи, хотя и тщательно скрывала свои способности. Весной и летом девушка бродила по лесам и полям, собирая травы, а высушив их, варила странные зелья, которыми лечила людей. Положив свои горячие нежные руки на голову страдающего человека, она унимала любую боль, но они не смогли быть благодарными ей за это и сами же обвинили её в ведьмовстве, сказав, что сила Белен от нечистого.

    Когда инквизицией была объявлена охота на ведьм, я умолял её бежать и готов был скрыться вместе с ней, будучи уверен, что любимую схватят и принесут в жертву.

- Прошу, давай скроемся, ради наших чувств! – умолял я её, целуя милые руки и колени.

- Нет, ты не будешь гоним вместе со мной. Опасаться нечего, люди меня не выдадут, - наивно надеялась она, а в её темных, как ночь, глазах плясали отблески огня.

   На следующее утро, зазвонил колокол, созывая всех горожан на добрый акт веры. Я, как обычно, надел брюки, куртку из коричневого сукна с красными отворотами и обвязался жёлтым поясом. Голову же скрыл под шляпой с широкими полями, на которой была выткана серебром лестница, сверху накинул чёрный плащ с отличительной красной каймой, и отправился на аутодафе, чтобы посмотреть, что за работа мне предстоит.

    Инквизицией были выведены около десяти женщин, среди них оказались как старухи, так и молодые девицы, все в изодранных одеждах, босые, на головы некоторых из них надели остроконечные бумажные колпаки с изображением огненных языков, а в руках их заставили держать потухшие жёлтые восковые свечи. Все обвиненные в колдовстве стояли за распятием, остальные же перед ним. Последовала проповедь, молитва, а затем присутствующие хором клялись помогать священной инквизиции в её благом деле, и я вместе с ними. Только когда начали объявлять приговор и с обвиняемых сняли колпаки, я узнал среди них мою Белен. Она стояла с высоко поднятой головой, вся грязная, ноги и руки в кровавых подтёках, её любимое, подаренное мной, длинное тёмно-синее платье с красным корсетом было изодрано в лохмотья, но они так и не сломили её волю. Стоя перед крестом с остальными женщинами, она дрожащими руками держала свечу.

В странно торжественной обстановке были оглашены обстоятельства, при которых обнаружилась её преданность сатане.

- Итак, этот уважаемый человек, - инквизитор указал рукой на незнакомого мне мужчину. – Утверждает, что обратился к этой женщине за помощью, а та оказалась искусительницей и блудницей, которая воспользовавшись своей дьявольской красотой и молодостью, опоила его колдовским зельем и совратила, зная, что он честный семейный человек. Более того, у неё на бедре имеется отметина дьявола – большое родимое пятно!

- Белен Дюран! Готовы ли вы признаться в том, что вы ведьма и покаяться, приняв католическую церковь как своё единственное спасение?! – ещё раз спросил один из инквизиторов.

- Признайся, умоляю тебя, признайся! – еле заметно шевелил я губами в немом отчаянии.