Чет-нечет

Глава 12. Сны Джинна-2, или Третий сон Александра Владимировича

Рассказывали, что в углу кабинета стоит великолепно выполненное чучело одного старинного знакомого Кристобаля Хозевича, штандартенфюрера СС в полной парадной форме, с моноклем, кортиком, железным крестом, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Хунта был великолепным таксидермистом. Штандартенфюрер, по словам Кристобаля Хозевича, – тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше. Он любил успевать раньше – всегда и во всем.

Аркадий и Борис Стругацкие.

Понедельник начинается в субботу

Я снова стоял перед дубом. Кота не было на привычном месте, зато на соседних ветках висели разнообразные таблички. Ближайшая гласила: «Ч. Кот». За ней висела: «Кот У.», а рядом – с заголовком крупным шрифтом: «Сия грамота дана Коту в удостоверение его учености...», – дальше шло мелким шрифтом. Я успел прочитать еще: «Вечных игл для примусов не предлагать!», «Варенье по прочим дням!», – как появился Кот.

– Опять к тебе попал! – начал я максимально миролюбиво и приветливо.

– Мы все время бежим туда, где уже были… – глубокомысленно процитировал Кот Черную Королеву из Зазеркалья.

– Всё чудесатее и страньше! – подыграл я.

– Страннее некуда! – Кот заулыбался, принимая облик Чеширского собрата. – Я бы сказал, очень близко к дальше ехать некуда! – Кот подмигнул двумя глазами по очереди. – Ну что, знаешь, куда идешь на этот раз?

– Все равно, лишь бы найти то, что потерял!

– На этом пути легко заблудиться, – промурлыкал Кот.

– У меня лампу увели... Вот, ищу…

Кот растворился в воздухе…

– Да-да, забыл, – он снова появился, – не так внезапно! – и исчез на этот раз очень медленно. Первым исчез кончик его хвоста, его оставшаяся часть (она сгорела, как бикфордов шнур, и растворилась), пушистое тело; голова задержалась, чтобы подмигнуть и повесить улыбку, на несколько лишних секунд...

Прошла минута… Вторая… Я уже собрался уходить, как раздался хлопок, и Кот снова сидел на своей ветке.

– Что ты там сказал один раз тому назад?

– Лампу у меня украли. Найти надо.

– Не-е, я по примусам. Примусы починяю! – котяра стал походить на булгаковского Бегемота. – А лампы, лампы – это совсем другое дело! Ну, абсолютно! Это даже дети знают! – Кот посмотрел на меня, оценивая эффект сказанного. Видимо, остался неудовлетворенным, потому что сделал отсутствующее лицо (согласитесь, фраза «отсутствующая морда» звучала бы весьма странно), закатил глаза и начал чревовещать.

– Свяжешься с Лампой, беду накличешь!.. Вижу… Вижу!.. черные тучи. Вижу темные силы, сгущающиеся над головой. Слышу… Слышу поступь четырех всадников. Чую… Чую погибель… – Выдав эту тираду, Кот затих, свесив голову на грудь.

Я простоял с минуту, плюнул в сердцах и снова вознамерился уйти.

– Всё опаснее и опаснее! – закричал Кот, привлекая мое внимание, а затем начал делать смешные гримасы, которые должны были изображать ужас и страх.

– Разговор как в глухонемом кино, – не обращал я внимания на гримасничанья. – Еще и Кот един в трех лицах.

– Ужасно любишь быть двумя разными людьми сразу? – Кот снизошел до нормального тона. – Понарошку… – и подмигнул. – Можешь даже дать сам себе какой-нибудь превосходный совет!

– Исчезни! Достал ты меня! – я сделал вид, что замахиваюсь на него.

– Но, но, но! Па-а-апрашу! – котяра, выпятил грудь колесом, сделал величественное лицо. – Я архетип твоего сознания!

– Не умничай! «А то огорчу я тебя до невозможности»…

– Ваша роль ругательная, и попрошу ко мне ее не применять! – Кот обиженно отвернулся.

– Пшёл вон, балаболка! – выругался я в сердцах.

Кот растворился в воздухе, повесив прощальную улыбку. А я во весь голос зачитал ему во след эпитафию:

– Вот пес без хвоста, который за шиворот треплет кота, который пугает и ловит синицу…[1]

«Н-е-е-ет, достаточно Лукоморья! Здесь я ничего не найду!» Я повернулся к дубу спиной и стал отходить, меняя по ходу окружение. «Лукоморья больше нет… от дубов простыл и след…» Цвета стали блеклыми, звуки приглушенными. Пейзаж выцвел, а затем перешел во все оттенки серого.

…поймал себя на том, что продолжаю напевать Высоцкого.

Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,

Но явился всем на страх Вертопрах…[2]

…и накликал…

Из сумрака возникло Нечто.

– Это сумеречная зона! Проход закрыт! – грозно рыкнуло Нечто.

– Ты кто?

– Я – Упырь!

– И что ты здесь делаешь?

– Дань собираю!

– Да ну!

– Это мой проход! – судя по тону, Упырю не понравился мой сарказм. – Я здесь со всех дань собираю.

– А на каком, позвольте полюбопытствовать, основании?

– Мое!

– Что, простите, «Мое»?

– Это – мое! – Упырь сделал круговое движение головы.

– Впечатляет! – я саркастически скривил губы и покачал головой. – А как Вы определяете, уважаемый, – так, исключительно в познавательных целях – то «мое», то есть Ваше, а что нет?