Флорентина

Флорентина

“Ибо она приобрела весь мир, чтобы потерять из-за этого свою душу“.                                                                                                                                                             Герман Гессе “Демиан”

                Тук-тук. На каменной винтовой лестнице, ведущей в основные покои замка из южной башни, раздался мерный перестук шагов. Маленькие детские ножки, одетые в изящные замшевые туфельки всё быстрее мчались по крутым ступенькам. Наконец показалась старая дубовая дверь с давно уже сломанными засовами. Тонкие ручки со всей силой толкнули её, и дверь со скрипом отворилась. Девочка осторожно вышла из полумрака башни, подслеповато щурясь от более яркого света, воровато оглянулась по сторонам и быстрыми частыми шажками побежала в сторону галереи. Путь предстоял неблизкий, а времени почти не оставалось. Столовая располагалась в другом крыле замка, и чтобы дойти до неё, нужно преодолеть десятки извилистых коридоров, несколько залов и одну парадную лестницу. Ах! Maman так не любила, когда она задерживалась к ужину. Ещё немного, и на её поиски пошлют гувернантку, и, не обнаружив воспитанницу в её личных комнатах, возникнут ненужные вопросы по поводу её отсутствия. Ввиду юного возраста девочку опасались отпускать гулять одну по бесчисленным просторам замка. Разумеется, для любознательного детского ума запретов не существовало, и она часто сбегала от чрезмерной опеки и продолжительных занятий в приятную прохладу и уединённость коридоров древнего дома.
                Бродя по этим бесчисленным каменным лабиринтам, можно было всецело отдаваться своим мыслям и раздумьям, не боясь кого-либо встретить по одной простой и, тем не менее, загадочной причине. Люди испытывали бесконтрольный страх перед этими стенами. Отчасти благоговейный, почти религиозный страх, возникший из слухов и недомолвок, но также и благодаря событиям многолетней давности, память о которых ещё свежа в воспоминаниях людей, живущих здесь.
                Никогда не знаешь, куда тебя приведёт очередной поворот, что скрывают эти стены, какая тайна скрыта за каждой дверью. К разочарованию девочки, многие комнаты были закрыты на ключ, за ненадобностью. В них только изредка проводились регулярные уборки, и двери снова тщательно запирались. Долгими часами она бродила по замку, пытаясь отыскать какое-либо место, которое бы её заинтересовало. Однажды вечером её поиски увенчались успехом. Она не сразу заметила неприметную дверь в тёмной нише коридора. Тусклый свет заходящего солнца не мог осветить её сквозь пыльные стёкла высокого готического окна. Девочка смело шагнула в тень. Видимо, этим проходом не пользовались много лет, и ей пришлось приложить немало усилий, прежде чем дверь, наконец, поддалась. Внутри царила кромешная тьма, и только подождав немного, девочка смогла различить уходящую вверх крутую лестницу. Стараясь не соприкасаться с пыльной поверхностью витых перил, она осторожно начала подниматься.             
                Путь привёл её в небольшую округлую площадку с остроконечным куполом наверху, острой стрелой взмывающим ввысь. По всему периметру шёл каменный низкий парапет с широкими оконными проёмами. Девочка подошла ближе. Глазам представало невиданное зрелище: со всех сторон до самой кромки горизонта простирался бесконечный лес, освещённый золотисто-алыми всполохами закатного солнца. Мир, каким она его ещё никогда не видела, с высоты птичьего полёта представал в совершенно новом, фантасмагоричном свете. Невольный вздох вырвался из груди девочки. Какое удивительно восприимчивое юное нежное создание! Детское сердце затрепыхалось от восторга, словно невесомые крылышки бабочки, блестящие серые глаза впитывали в себя все краски мира. Внезапно налетел порыв тёплого летнего ветра, растрепав белокурые локоны. Ощущение полёта и невиданной свободы заполонили её. Раскинув руки, она закружилась по площадке, запрокинув назад голову и зажмурив от удовольствия глаза. На тонких губах застыла блаженная улыбка, а в свисте ветра ей слышались неземные музыкальные мотивы под ритм самой природы. Тот вечер стал для неё духовным откровением, тайной, и она часто в тревожные минуты приходила на эту башню насладиться видом, покоем и внутренним единением с гармонией мира и природы.
                Многие часы проводила девочка на пустынной площадке башни, окружённая только тысячами безликих деревьев, стройной кавалькадой уходящих в бесконечную даль, и чистым небесным воздушным пространством. Сквозь каменные проёмы гулял ветер, и в его завываниях можно было услышать тихие жалобные мотивы, мольбу о спасении. Эти мотивы находили горячий отклик в душе девочки и волшебным образом превращались в музыкальные фразы, звучащие непрерывно в её голове.
                В этот пасмурный вечер, отдавшись раздумьям в своём тайном уголке, она услышала сквозь монотонный ритм дождя мягкие переливы бурлящей реки. Несомненно, своё влияние здесь оказали гротескные мраморные фонтаны в пейзажном парке замка, где она любила проводить дневные часы тёплой летней поры. Но детская восприимчивость, пополненная десятками прочитанных книг и увиденных картин, подстегнула воображение, и вот в своих фантазиях девочку уже омывали бурные морские волны. Бурля и пенясь, стихия захватила её, готовая унести в тёмные глубины самого естества. Это было сродни медитации, взгляду в себя, полному слиянию с природным началом. Ей казалось, что если приложить ещё немного усилий, полнее сосредоточиться, посмотреть глубже в саму себя, то откроется нечто важное, а именно, то знание, мысли о котором давно не давали ей покоя. Hélas![1] Она натыкалась на внутреннее препятствие, преодолеть которое была пока не в силах.
                Решив прекратить эти бесплодные попытки, она открыла глаза, устало вздохнув. Слегка размяв одеревеневшие от долгого неподвижного состояния мышцы, девочка застыла от удивления. Солнце практически зашло за горизонт, лишь слабые искры потухающего пожара колыхались и перемигивались на темнеющем небосклоне. Чёрные деревья, словно гигантские, мрачные, шагающие нерушимой армией исполины, сгибались под порывами оглушительного ветра. Близилась ночь. Девочка зябко поёжилась и обхватила себя бледными ручками, пытаясь согреться. ‘’Сколько же я здесь просидела?’’ – в испуге подумала она. Её могут хватиться, что может грозить ей неприятностями. В тот же миг она резко развернулась на маленьких каблучках и резво бросилась вниз на винтовую лестницу.         
                Пробежав мимо танцевального зала, девочка осторожно заглянула внутрь. Мистер Бальдр с остальными жителями замка давно в столовой. Значит, ей нужно поспешить. Благополучно минуя все хитросплетения коридоров, девочка не удостаивала вниманием убранство залов, сквозь которые она изредка пробегала. Виденное ею десятки раз не трогало её любопытство, в то время как сторонний наблюдатель остановился бы в изумлении пред чудными картинами убранства замка. Медитация, короткий выброс адреналина, долгий бег, – всё это вкупе заставило девочку раскраснеться, а белокурые волосы выпали из сложной причёски, обрамляя витыми колечками по-детски пухлое миловидное личико. Устремляясь вперёд с немыслимой скоростью, ей следовало бы остановиться и обратить свой взор на то, что так безмолвно окружает её. Длинная картинная галерея, где она пробежала минутой раньше, пестрела благородными портретами досточтимых и благонравных предков её семьи. По ним можно было проследить всю родословную, начиная с древнего старца, изображённого на самой крайней картине, обрамленной позолоченной роскошной рамой.
                 ‘’Мистер Деллинг Великолепный’’ – значилось старинными витиеватыми буквами под портретом. Этот пожилой мужчина в военном парадном мундире с многочисленными нашивками в виде медалей и наград поражал взгляд своей высокомерной неприступностью. Слегка раскосые с лёгким прищуром глаза свысока смотрели из-под нависших бровей, утверждая своё превосходство, правильные черты лица располагали к себе, а высокий покатый лоб, испещрённый сетью глубоких морщин, говорил о недюжинном уме и скрытой воле. Его седые волосы были зачёсаны назад, что давало возможность разглядеть каждую чёрточку его лица, малейшую эмоцию, застывшую в глубине глаз цвета утреннего тумана. От портрета старца веяло могучей скрытой силой, неудержимой энергией и непоколебимой волей. В нём был виден внутренний стержень, сдерживающий душевные порывы и направляющий его жизнь. Но если остановиться и внимательно вглядеться в портрет, то начинаешь чувствовать тончайшую дисгармонию во всём его облике. Тревожность и колыхания нервозности волнами исходили от него. Так выглядят люди, сжигаемые изнутри душевной болезнью, одолеваемые безумными мечтами и желаниями, страстно ищущие и мечущиеся, но внешне остающиеся не только необыкновенно спокойными, но и хладнокровно самоуверенными в своей неизменной силе и правоте. То был портрет основателя древнего благородного рода Деллингов, завоевавшего в достопамятные времена эти земли, на которых спустя несколько десятков лет он воздвиг мрачный готический замок в духе нормандской романики, стоящий гордым изваянием и до наших дней. За этой картиной следовали не менее выразительные портреты других представителей славного рода Деллингов, отмеченных различными чертами и своеобразной внешностью, но схожих в величавой надменности и скрытой нервозности.
                Девочка между тем продолжала свой бег и преодолела уже более половины пути. Сворачивая за угол, она едва уловимо задела старинную этрусскую вазу, отчего та опасно            покачнулась, но всё же устояла на высоком гранитном постаменте с жалобным звоном, словно укоряя за поспешность. Но девочка уже миновала последний коридор, пробежала сквозь высокую стрельчатую арку и оказалась наконец-то в своём родном крыле замка. Замедлив шаг, она постаралась выровнять сбившееся дыхание, оправить кисейное платьице с пышным бантом на тонкой девичьей талии и растрепавшуюся причёску.   
                Гордой поступью полной достоинства девочка направилась к парадной лестнице, одновременно приводя в порядок спутанные мысли. Остановившись перед широкими дубовыми с искусной резьбой дверями, девочка глубоко вздохнула и придала выражению лица виновный и робкий оттенок. Но не успела она сделать и шага, как двери перед ней резко распахнулись, и девочка едва не столкнулась с почтенного вида худой дамой с острым, как у хищной птицы, лицом. Гувернантка, а это была именно она, на секунду опешила от неожиданности, но через мгновение вновь обрела былую серьёзность и суровым голосом полным укора произнесла:
                - Мисс Деллинг, вы опоздали. Юной леди не следует так пренебрегать общими правилами и приличиями. Могу я надеяться, что такого больше не повториться, и мне не придётся за вас краснеть и разыскивать по замку, подобно охотничьей ищейке?
                Её высокий голос звучал с надрывом, готовый сорваться в следующую секунду, что довольно отталкивающе действовало на слух. Девочка едва заметно поморщилась.
                - Прошу прощения, миссис Хельвуд. Вы можете быть уверены, что это в последний раз, - тихо промолвила девочка, опуская виноватое лицо.        
                Впрочем, каких-либо ответов этой даме не требовалось, поскольку та обвела удивлённым взглядом её растрёпанную фигуру и покачала головой:
                - Не хочу даже знать, в какие дали вы забрались с таким неуёмным любопытством, но вам следует быть предельно осторожной.
                Вложив в слова долю мрачного предупреждения и позволив себе намёк на беспокойство, она быстро привела в порядок белокурые локоны девочки и, пригладив тонкое платье, пропустила воспитанницу в столовую залу, пробормотав себе под острый нос что-то об отсутствии благоразумия у нынешнего молодого поколения.
                За длинным массивным ореховым столом уже собралось всё немногочисленное общество замка. Между тремя учителями давно завязался оживлённый разговор, отчего они даже не обратили внимания на опоздавшую ученицу, которая, воспользовавшись этим, беспрепятственно проскользнула на своё место.
                - Добрый вечер, Флорентина. Ты заставила нас немного поволноваться. Но я не сержусь – этот вечер располагает к одиноким раздумьям. Не так ли, ma chère[2]? – мягкий грудной голос матери обволакивающей волной коснулся слуха девочки.
                Флорентина вздрогнула, будто пойманная на месте преступления, и подняла свой честный туманный взор, пытаясь выглядеть как можно более невинной и недоумевающей. Большие печальные глаза сидящей на высоком резном стуле миссис Деллинг были устремлены в сторону цветных витражных окон, сквозь которые алые лучи закатного солнца, преломляясь, причудливым узором ложились на мраморный пол. Глаза женщины, поддернутые лёгкой поволокой, влажно блестели, как тёмная водная гладь озера. Она неподвижно смотрела внутрь себя, в свои мысли и воспоминания. У Миссис Деллинг были особые дни, когда она часами напролёт могла предаваться грёзам о прошлом, порой забывая о внешнем мире. В те вечера, когда природа застывает в непоколебимой гармонии, когда солнце озаряет своими багряными лучами щедрее блеска золота всего света, а воздух неподвижен, чист и свеж, Миссис Деллинг целиком отдавалась ностальгическому настроению. Тогда взгляд её всё чаще был обращён вдаль, голова опиралась на согнутую руку, отчего она свысока рассматривала собеседников сквозь полуприкрытые веки. Покатые плечи едва заметно опускались, а в движениях появлялась вялость и замедленность. Каждый член небольшого разношёрстного общества замка ощущал перемену и предоставлял женщину самой себе, предпочитая не вмешиваться в душевные переживания хозяйки.
                Днём она всецело отдавалась созерцательному состоянию, а ближе к тихим вечерним часам проходила в диванную комнату, где без сил опускалась в обитое бархатом любимое кресло, а думами женщины завладевали калейдоскопы ушедших образов. Только когда в беломраморном камине медленно дотлевали угольки огня, а на стены ложилась сумрачная тень, она обретала способность ясно мыслить и, эмоционально вымотанная до крайней степени, на ощупь брела до своих покоев. Даже её верная служанка не решалась подойти к ней в такие моменты: гордая миссис Деллинг не выносила показывать свои слабости. Ночь же она проводила без сна, лёжа на королевских размеров кровати и устремив свой пытливый взор на портрет молодого и красивого мужчины, висевший на стене близ её ночного ложа. Под утро она забывалась беспокойным сновидением, измученная невозможностью что-либо исправить и бессмысленными вопросами, набатом звучащими в её голове.
                По мельчайшим признакам Флорентина сразу уловила отрешённое состояние своей матери. Она обречённо вздохнула про себя.          
                - Pardonnez-moi, maman. [3]Я заигралась в саду и позабыла о времени, - сказала девочка и ловко развернула накрахмаленную салфетку.
                Принявшись за жаркое, Флорентина попыталась вникнуть в смысл беседы, которую вели на повышенных тонах взволнованные и разгорячённые вином учителя. Вернее, дискуссировали только мистер Брок, оживлённо взмахивающий короткими полными руками, и мистер Браги, внимательно выслушивающий своего собеседника. Галантный и изысканный учитель танцев, изящных искусств и этикета, мистер Бальдр, с лёгким прищуром наблюдал за разворачивающейся перед ним ежевечерней сценой, отчего-то едва улыбался тонкими губами и задумчиво покручивал загнутые кверху усы.
                - Это уму непостижимо! Какое вопиющее и безобразное искажение данной нам действительности! Разве они имеют право считать, что им дано некое прозрение свыше? – надрывался мистер Брок, сверкая блестящей залысиной в свете десятков свечей.
                - О, вы имеете в виду Бога? – с учтивостью осведомился мистер Браги, высоко вскидывая густые брови над раскосыми карими глазами.
                - Ни в коем случае! Как эта нелепость пришла вам в голову? Я имею в виду тайное знание, скрытое в разуме любого человека, информацию, заложенную в индивидуума по праву рождения. Но меня возмущает нечто иное! Эти глупцы, возомнившие себя полубогами, слегка приоткрыв завесу над этой тайной, уподобляются чуть ли ни религиозным сектантам, пренебрегая рациональным в пользу чего-либо субъективного и невещественного!
                - Позвольте, господа, - спокойным голосом решил рассудить споривших мистер Бальдр, - Но разве вы не допускали мысль, что эти люди, о которых вы имеете честь говорить, творцы искусства, имеют всего лишь более глубокое восприятие нашего мира, вникают в саму суть бытия и, какая неожиданность, натыкаются на незримую грань, предел. И, постоянно и неустанно ища освобождение от сковывавших нас оков повседневности и тусклости, они научились по-другому воспринимать действительность, перерабатывая и пропуская её через призму своего внутреннего мира. Как бедна наша действительность на настоящие эмоции! Вероятно, у каждого из вас во время самых бурных и страстных переживаний возникало внезапное осознание того, что это – предел возможностей чувств. Вы же не станете отрицать, что по-настоящему реальный мир находится в нашем сознании. Именно там простирается безграничный, как безбрежное бесконечное море, простор воображения! В действительности, напротив, краски тускнеют, чувства притупляются,  и нам остаётся упиваться только жалкими останками, неким блёклым предчувствием самих ощущений.
                Голос говорившего мистера Бальдра, и так всегда тихий и умиротворённый, к концу речи снизился до едва заметного шёпота. Оппоненты, внимательно слушавшие коллегу, окончательно затихли и прониклись его успокаивающим тенором.             
                - Кажется, я понимаю, о чём вы говорите. Именно благодаря переосмыслению бытия через внутреннее самосознание и создаются произведения искусства, так поразившие нашего чересчур рационального мистера Брока своим несоответствием с жизнью. Видимо, под внутренним ‘’я’’ и индивидуальным развитием духа он и подразумевал тайную информацию, данную людям с момента рождения. Не так ли?
                Мистер Брок, не нашедший сторонников своей точки зрения, изрядно сконфузился, как это часто бывало с ним после очередной вспышки, и промычал нечто утвердительное.
                Разговор понемногу продолжался, но постепенно окончательно затих. К замку неслышно подкралась ночь и опустила свой тяжёлый бархатный покров на его обитателей. Флорентина давно уже клевала носом и опасно балансировала на грани между сном и явью. Ей сложно было сказать, где заканчивалась мерная речь мистера Бальдра и начинались её собственные слова и предположения. Мысли этого проницательного человека часто были созвучны и с её суждениями.  Несмотря на юный возраст, а девочке только минуло двенадцать лет, она привыкла напряжённо думать над всеми вопросами жизни, и не важно, насколько существенны они были. Сложно сказать, повлияло ли здесь отсутствие сверстников, а следовательно, и нужного в этом возрасте общения, чрезмерное увлечение книгами, пытливый любознательный ум или трагедия в настолько раннем детстве девочки, что это происшествие не должно было оставить никаких видимых следов. Но всё вкупе, несомненно, способствовало скорому духовному росту ребёнка. Привыкшие к этому за долгие годы учителя давно перестали обращать внимание на одарённость Флорентины, принимая это как должное. Но всегда печальный взгляд матери подолгу был устремлён на единственную и драгоценную дочь, и сердце её полнилось тоской и невыразимым, а оттого мучительным, предчувствием надвигающейся беды.
                Старинные массивные напольные часы в облицовке из морёного дуба тяжёлым басом разорвали сонную тишину обеденного зала, отдаваясь гулким эхом в головах сидящих людей. Все вздрогнули и, словно очнувшись от оцепенения, стали оживлённо собираться и переговариваться между собой. Под цепким взглядом гувернантки Флорентина, повернувшись к матери, сделала изящный реверанс со словами ''Bonne nuit[4], maman’’ и, дождавшись ответной несколько меланхоличной доброй улыбки и кивнув на прощание остальным, легко выпорхнула из зала.            Уже глубокой ночью, лёжа в кровати под плотным шёлковым балдахином, в голове девочки снова зазвучали чудные музыкальные переливы, потрясая и будоража её волшебными неземными гармониями. У Флорентины спешно мелькнула мысль о том, что неплохо было бы обсудить это с дорогим ей мистером Бальдром. Но мысль появилась и быстро исчезла, растворяясь в холодном лунном мерцании, струящемся в уплывающем сознании девочки. Хороводы бесплотных образов ярким водоворотом закружились в её воображении, и тихий сон, полный сказочных чудесных тайн, принял её в свои объятия.