Инспектор

Инспектор

Я – инспектор отдела отлова плохих игрушек.

Только не спешите смеяться. Мы не сумасшедшие, нет.

У нас и официальное название есть: Отдел отлова плохих игрушек.

И мы, естественно, отлавливаем гадких игрушечных ребят.

В тот день, когда человеческий разум создал разум искусственный, в чьем-то человеческом, к сожалению, разуме родилась идея выпускать игрушки с разумом искусственным.

Тогда-то все и началось.

Поперло, полезло из всех щелей! Появились куклы, что делают уроки вместе с ребенком; клоуны-игрушки, что ходят в цирк смотреть на клоунов-людей; плюшевые собаки, что гоняют блохастых дворняг по двору; солдатики, что возят сами себя в игрушечных самосвалах на сражения в песочницу к киборгам, что прилетают на игрушечных звездолетах. У игрушечных звездолетов, замечу, появился свой искусственный разум.

И как разумному существу, игрушкам захотелось обзавестись своими игрушками, которые совсем не были игрушками, нет.

Игрушками игрушек стали люди.

Уже третий час мы сидели в засаде. Черный фургон, на котором любил разъезжать один из местных игрушечных гангстеров, был благополучно ночью вывезен за черту города вместе с гангстером, и ночью же ребята из отдела подогнали фургон обратно. Только с нами внутри. Если из квартиры, куда мы собрались наведаться, выглянут во двор, то увидят известный фургон, который, естественно, им только и нужен. Точнее, им нужно то, что в кузове. Не мы, нет. О нас они не знают. Они ждут очередную партию игрушек-людей.

– Свет! – шикнули справа. – Дверь подъезда!

– Замерли! Р-а-а-з, – растягивал слова напарник, – дв-а-а… Три!

И бросил гранату.

Светошумовая граната хороша, когда имеешь дело с людьми, а не с плюшевыми медведями-верзилами и пластиковыми солдатиками.

Но плюшевая банда растерялась-таки, опешила. Против них никто никогда еще не применял светошумовых гранат. Стреляли, били, жгли, рвали, но пока не слепили и не глушили, нет.

– На пол! На асфальт! – заорал я на крошечного Чебурашку, что сжимал в правой лапке страшный нож и наступал на меня решительно и смело. – Брось!

Но зверь не бросал.

Я не успел моргнуть, как он кинулся.

Я выстрелил.

Полетел пух, завоняло жженой шерстью.

С дырой в груди игрушка крякнула плюшевым ртом и пала ниц.

Я огляделся: наши штурмовали квартиру, дверь в подъезд была выворочена, площадка перед подъездом – усеяна пухом и разноцветной пластмассой. Оторванная голова космодесантника смотрела на меня с укоризной, опаленный рот беззвучно хватал бесполезный воздух.

– Скотина! – рыкнул я и раздавил голову подошвой ботинка. – Конец вашим играм.

Тут же в доме взорвалась еще одна граната, вылетели стекла, в квартире началась возня.

С первой партией людей выскочил на улицу Майкл.

– Сколько? – спросил я.

– Тринадцать, – улыбнулся он. – В подвале держали, уже чаепитие устроили. Еще бы немного, и в «больницу» начали.

– Кошмар, – мотнул я головой, вспомнив, как в прошлый раз играли в докторов разумные игрушки-вивисекторы. – Автобус приехал, грузим.

Голые люди, истерзанные и замученные, вереницей, гуськом, не отходя друг от друга ни на шаг, забирались в салон.

Все в этом мире встало с ног на голову. Творцы стали игрушками своих же игрушек.

Под ребром у меня вдруг заныло, я сунул руку под куртку и нащупал дыру. Мельком глянул: пух вываливался наружу, топорщился.

«Черт! Этот лопоухий меня все-таки зацепил!» – в сердцах выругался я про себя, а через секунду, как ни в чем не бывало, застегнул куртку плотнее и заскочил в автобус.

– Вы в безопасности! – искренне воскликнул я.

Спасенные радостно выдохнули.

Да, я игрушка. Я игрушка, что любит играть в «полицию».

И никто об этом не знает, нет.