Исповедь

      Ваше Преосвященство! Вы уже не раз выслушивали жаркие исповеди грешников, кающихся в своей похоти. Выслушайте же ещё одну. Падшие мужчины и женщины рассказывали вам о том, как они жаждут таких же грешников, как и они сами. Я же возжелал ангела. Она – прекраснейшее и чистейшее существо, которому не место в этом мире, среди грязи и порока. Это невыносимо! Ведь мой ангел считает меня мерзавцем и лжецом, обвиняя во всех смертных грехах. Не буду скрывать – она права. Это действительно так. Мой ангел грозит страшными муками и адовым пламенем, не зная, что я горю с того самого мига, когда впервые увидел её.
      О, Ваше Преосвященство! Это всё равно, что желать Деву Марию, только в сотни раз мучительней. Её образ явлён нам лишь в мраморе или на холсте – мой ангел из крови и плоти, живой и тёплой. Одеяния Мадонны строги и просты, они закрывают её с ног до головы – мой ангел любит красивые наряды, что, как оправа драгоценного камня, лишь подчёркивают и усиливают сияние неземной красоты. В юности, движимый порывом любви к Господу, я падал к ногам Его Матери и лобзал складки каменного платья – мой ангел, не позволяет приблизиться к ней ближе, чем на два шага. Остаётся лишь смотреть, как она позволяет другим мужчинам целовать руки, увлекать в танец, развлекать себя беседой или шуткой.
      Невыносимо!
      О, мой ангел!
      Мой прекрасный, чистый, недоступный ангел!
      Как бы я хотел коснуться её! Обнять, прильнуть к коралловым устам и не отпускать, пока они не начнут отвечать! Она зовёт меня змеем, а так хочется услышать слова любви! И стоны! О да, стоны страсти и мольбы о единении! Ощутить, как мой ангел сгорает от того же огня, что и я, как нежное тело трепещет, впервые вкушая мужские ласки!
      Ох…
      Благодарю вас, Ваше Преосвященство. Я распалил себя ещё сильнее, но зато понял, что нужно делать. Ева не устояла перед Змеем, не устоит и её дочь. Хочет она того или нет.

Проходившие мимо кабинета слуги старались не задерживаться и вести себя как можно тише. Кардинал частенько разговаривал сам с собой и если понимал, что кто-то это слышал, — гнев его был воистину страшен.