История Камиллы

История Камиллы

В городе всегда царил праздник. Даже тёмными ночами откуда-то раздавались музыка и весёлый смех. Каждая улица была полна творцами, знаменитостями, такими как Рафаэль Бастьен.

Рафаэль был лучшим мастером марионеток и учителем многих кукловодов, но была одна проблема: в разные периоды своей жизни он делал абсолютно одинаковых кукол. Все они хранились на чердаке его одинокого, ветхого дома.

Мастер совсем недавно сделал новую куклу. Теперь он бережно держал её в своих руках, с любовью разглядывал каждую частичку её кукольного тела, нового, свежего и красивого.

Кукловод посадил новую куклу на стол и вытащил из сундука платье, недавно сшитое на заказ.

Марионетка чудесно смотрелась в своём новом наряде. Кукловод, находясь в состоянии эйфории, ходил вокруг неё, боясь даже прикоснуться к своему творению.

– Ты! Ты готова! – восклицал Рафаэль, указывая пальцем на куклу; его рука слегка дрожала. – Как бы тебя назвать?

Кукловод нежно погладил её по щеке, кидая восхищённые взгляды, мечтательно вздыхая. Он любил каждую свою куклу, восхищался ими, создавая каждую по своему личному идеалу.

– Я знаю, кто ты. Камилла, так ведь? Не ври мне, негодница, – лепетал Рафаэль, игриво улыбаясь. – Я всё о тебе знаю, моя куколка!
Мастер взял её на руки и принёс в комнату, отведённую им для постановок пьес. Кукла впервые оказалась на небольшой сцене. Она сидела без движения и грустно смотрела на стулья, бережно составленные мастером.
Рафаэль одел её ниточки на деревянный крест и подёргал. Он чуть ли не с жадностью наблюдал за движениями новой «актрисы». 

Камилла моргнула и оглядела зал. Кукловод широко улыбался.

– Живая, – протянул Рафаэль, приподняв куклу над сценой. – Ты будешь моей новой танцовщицей, дорогуша. Моя прелесть довольна?

Кукла молчала. Она оглядывалась, напуганная светом софитов и громким голосом мастера. 

– Как обычно: моя лучшая работа. Ты очаровательна, дорогая, – кукла подняла голову и неотрывно глядела на своего кукловода, ехидно улыбающегося собственным мыслям. – Бум! – кукловод резко отпустил крест, что кукла с грохотом свалилась на сцену и съёжилась. Раздался громкий смех, эхом отдающийся от голых стен. 

– Как хороша, – мечтательно вздохнул Рафаэль. – Хватит с тебя этого платья.
Он отнёс куклу в мастерскую и одел на неё другое платье, которое носили все его куклы без исключения. 

Повертев в руках марионетку, мастер проговорил, сверкнув глазами: 

– Как пленительна, чертовка!

Кукловод отнёс Камиллу на чердак и посадил среди других. Он оглядывал своих кукол, довольно улыбаясь.

– Мои девочки так прекрасны! – Воскликнул Рафаэль и резко развернулся. Теперь перед ним сидели куклы-мальчики. Они будто следили за кукловодом. – Не обижайтесь, мои хорошие! Вы тоже чудесно выглядите, – подмигнул мастер, после чего покинул чердак.

– Так не честно! Он всегда предпочитает девочек! – обиженно воскликнул один из мальчиков.

– Потому что девочки у мастера получаются лучше, – ответила девочка, повертевшись.

– И чем же вы лучше? – не успокаивался мальчик.

– А ты посмотри на меня, – девочка ещё раз покружилась и пристально уставилась на «коллегу», – а теперь – на себя…

– И что во мне не так, как в тебе?!

– Дурачок, – улыбнулась девочка. – Не злись. Ну, разве я тебе не нравлюсь?

Мальчик опустил взгляд в пол и смущённо улыбнулся. Его бледные, окрашенные белой краской щёки покрылись по-детски розовым румянцем.

– Нравишься, конечно, – пролепетал мальчик, стыдясь поднять взгляд.

– Ну, и как ты можешь ругаться с девочкой, которая тебе нравится?

– Я больше не буду!

– Хорошо. Ты молодец!

Камилла внимательно следила за окружающими её куклами, которые были настоящими копиями друг друга.

– А вот я не понимаю! Ирэн, ты – тряпка! Идёшь у девчонки на поводу! Подкаблучник! – возмущался второй мальчик. К нему сразу подбежала другая напуганная девочка и обняла.

– Север, не ругайся на них, – почти шептала девочка, гладя его по шелковистым волосам. Север грубо оттолкнул её и уставился горящими от гнева глазами.

– Не твоё дело, с кем мне ругаться, а с кем – нет. Уйди с глаз долой! – Север махнул рукой и снова уставился на кукол, возмущавших его своим поведением.

– Но я люблю Валери. Неужели ты считаешь, что я должен к ней относиться так же, как ты относишься к Маритт? – недоумевал Ирэн. Север подошёл ближе и прищурился.

– Валери должна знать своё место. А ты позволяешь ей управлять тобой. Разве ты не помнишь, что управляет нами только мастер?

– Помню. Но разве есть прок в любви, если дама моего сердца будет несчастна? 

– Это что за у тебя припадки начались? Соберись и веди себя достойно! Прок в любви есть, если «дама твоего сердца» тебя уважает и обожает! 

– Какие глупости! Ты верно путаешь что-то. Любовь – это такое высокое чувство! Мы обретаем счастье, любя! И знаешь, нет ничего важнее…

– Перестань, – внезапно перебил Север, – не неси ерунды.

– Да разве в наш жестокий век чувства не в чести?

– В чести, но не в таких количествах. Твои слова звучат слишком приторно. Ты должен сохранять в себе стержень, понимаешь? 

– Увы, мой друг, я тебя совершенно не понимаю, – пожал плечами Ирэн, разглядывая собеседника. 

– Потому что ты упрям и наивен. Разве ты не видишь истиной натуры своей Валери?

– Я вижу в ней наипрекраснейшую куклу! 

– А если глянуть глубже?

– Я тебе сказал, Север. Моя Валери прекрасна. Тебе бы следовало уважать Маритт, ты так не считаешь? 

– У нас с Маритт всё прекрасно, – отчеканил Север и щёлкнул пальцами. К нему тут же подбежала Маритт, вызывая довольную улыбку на лице мальчика. Он бережно приобнял её, притягивая ближе к себе. – Ты согласна с моими словами?

– Конечно, – прошелестела девочка, плотнее прижимаясь к мальчику, который пронизывал её своим взглядом словно иглами. 

– Рано или поздно Маритт поймёт, что ты пустышка и не способен на такие прекрасные и важные чувства, как любовь и сострадание! – продолжал Ирэн, оглядывая пару. 

– Надеюсь, рано или поздно ты поймёшь, что слишком наивен, – кинул в ответ Север, рассматривая Маритт. 


Рафаэль быстро дошёл до магазина. Он долго ходил меж стеллажей, рассматривая всё, что попадается на глаза.

– Рафаэль? – голос звучал до боли знакомым, что кукловод обернулся.
К нему подходил улыбчивый мужчина. Легко узнавались его протёртые джинсы и старая застиранная рубаха. 

– Огюст? – вскинул брови кукловод. Его родной брат совсем странно смотрелся рядом с ним: в изношенной одежде он стоял рядом с Рафаэлем, одетым с иголочки. – Давно мы не виделись. Ищешь что-то для работы?

– Да, мне бы кое-что сделать… Вчера приходили кредиторы, сломали кучу всего…

– Ты опять влез в долги? Разве ты не мог попросить денег у меня?

– Не мог, ведь я самостоятельный и взрослый человек. Я могу прожить и без твоих подачек.

– Прожить в долгах? Ты мог бы рисовать для меня картины.

– Я не буду рисовать твоих кукол! – возмутился Огюст, хмурясь. – Они все одинаковы.

– Твои картины тоже однообразны, – обижено буркнул Рафаэль. – Ты тоже везде пихаешь свою Диану.

– При чём тут она? Глупец! Она моя муза!

– И почему же «муза» присутствует на всех твоих картинах? Даже на тех, что для клиентов!

– Но она же так красива! Один её лик делает картину прекрасней, один её нежный взгляд растопит самое холодное сердце, только её тонкая фигура восхитит каждый взгляд! – доказывал Огюст; его глаза светились.

– Я понимаю, что ты восхищён Дианой, но разве справедливо, что лишь какая-то замарашка присутствует на твоих картинах?

– Не говори так о ней! Конечно, справедливо! Восхищение святой, моей богиней очень справедливо!

– Не смеши, брат! Диана – обычная женщина, изящная, небывалой красоты, но простая женщина. Не стоит настолько возвышать её, но любить необходимо.

– К чему же ты так возвышаешь своих кукол? Тем более настолько одинаковых!

– Тебе не понять! Прекрати критиковать то, чем я достаточно много зарабатываю! Сначала сам научись рисовать так, чтобы тебе заказывали картины!

В горле у Огюста встал ком, руки мелко дрожали. Он быстро развернулся и ушёл прочь. Рафаэль продолжил прогуливаться по магазину.
*** 
Мастер игрался с Камиллой в своей мастерской. Кукла сопротивлялась и дрыгалась, мешая кукловоду.

– Маленькая хулиганка! Расслабься и слушайся меня! – приказывал Рафаэль, но кукла упорно шла к ножницам, игнорируя манипуляции матера. – Глупая! Глупая кукла! Прекрати!

– Я не хочу, чтобы мной управляли! – крикнула Камилла и продолжила свои попытки.

– Дурные у тебя бунты, девчонка. Успокойся, у тебя есть последний шанс. Будь хорошей девочкой, – почти шипел Рафаэль, скрипя зубами.

Камилла даже не взглянула его, рванув к ножницам. Кукловод поднял её над столом и фыркнул, скучающе осматривая «бунтовщицу». 

– Твоё выступление будет первым и последним. В последней сцене тебя будет ожидать казнь. Не этого я от тебя ждал. Ты меня разочаровала!
Неподалёку от них стояли Ирэн и Север, вслушиваясь в каждое слово. Север фыркнул, закатив глаза.

– И почему девчонки такие глупые и непослушные? Они созданы для повиновения! – говорил мальчик, с презрением глядя на Камиллу.

– Что же ты говоришь? Я восхищён её смелостью и бойкостью! Такая смелость и страсть к свободе! Такие слова воодушевляют! – вторил Ирэн.

– Так скажи это кукловоду, – ухмыльнулся Север, – вдруг он тоже разделит твою точку зрения. 

– Нет! Ты дурак! И шутки у тебя глупые!

– А я и не шутил. Тебя же так воодушевляет смелость Камиллы…

– Никуда я не пойду!

–Тьфу, даже какая-то девчонка смелее тебя. Ты не мужчина!

– Кто бы говорил! Ты напыщенный индюк, не имеющий понятия об этикете!

– По-твоему я должен ещё и в платьях ходить, знать правила поведения и не 
грубить?

– Тебе бы пошло платье, – хихикнул Ирэн, на что Север отреагировал резко. Он схватил коллегу за грудки и тряхнул.

– Следи за словами! Кто бы тут говорил про этикет!

– Север, прекрати! – кричал Ирэн, отводя взгляд. – Я не буду так говорить!

– Сволочь! – Север с размаху дал звонкую пощёчину мальчику. Тот отскочил в сторону, глядя в пол.

– Зачем? Зачем ты так делаешь? Это же так больно… – Ирэн почти шептал, сминая в руках края своей белоснежной рубашки.

– Не строй из себя главного страдальца. Это просто пощёчина…

– Мне было больно! Очень больно! – кричал Ирэн, топая ножкой. Его глаза уже начали наполняться слезами, готовыми хлынуть в любой момент. 

К ним подошла ещё одна кукла-девочка и оглядела обоих мальчишек.

– Да вы оба ведёте себя отвратительно! – сказала она, сложив руки на груди.

– Не тебе нас оценивать! – злобно процедил Север, разглядывая Орин. 

– Глупые мальчишки, – пожала плечами девочка и удалилась. 


Огюст внимательно разглядывал свой холст, на котором красовалось лицо его любимой Дианы. Только в своей мастерской он мог быть рядом с ней, не заботясь о чести своего младшего брата. Мужчина мазок за мазком оживлял свою любовь, которая дарила ему нежные взгляды и лёгкую улыбку. Он почти не видел её настоящую, но точно знал, что она прекрасный человек. Возможно, его пьянила окрыляющая влюблённость, но он доверял своим догадкам, мечтая хоть раз непринуждённо прикоснуться к ней, к её изящным рукам, поцеловать столь манящие губы… Но об этом бедный художник мог лишь мечтать. 

– Моя любовь, однажды мы будем вместе. Я не знаю, есть ли Бог, но я буду молиться день и ночь, чтобы ты нашла себе место в этом мире…


Диана собирала с грязной земли монеты, брошенные её клиентом. К таким унижениям она давно привыкла. 

Она быстро шла по улице, кокетливо улыбаясь каждому прохожему. За такое поведение она ненавидела себя больше всего. Но даже такое тёмное и всепоглощающее чувство замирало, когда она слышала заветное имя. 

– Знаешь, картина месье Огюста Бастьена меня восхитила. Рисует он превосходно, я закажу ему свой портрет, – говорил какой-то незнакомый мужчина своему другу. Они явно были одними из богатейших аристократов. 

Сердце Дианы забилось чаще, она невольно прислушалась к разговору, останавливаясь у неизвестного ей здания. 

– Можно будет взглянуть? Ты меня заинтриговал своими рассказами о его работах. Сегодня мы с женой зайдём к вам на ужин, – говорил второй. Диана счастливо улыбалась. На душе стало спокойнее, ведь она знала, что великий месье Бастьен не останется без работы. 

Оба мужчины оглянулись на неё и, натянув улыбки, подошли. Они осматривали её со всех сторон, Диане приходилось играть живую заинтересованность в потенциальных клиентах. 

– Кто это у нас такой красивый и неразговорчивый? – спросил первый, обнимая девушку за талию. Та сразу прильнула к нему, вырисовывая известный лишь ей узор на плече мужчины. 

– Ну почему же неразговорчивый? Я очень в вас заинтересована, – прощебетала девушка, закусив нижнюю губу. Мужчина затаил дыхание, глядя ей прямо в глаза, но смущения в девушке видно не было.

– Сколько?
*** 
В день представления Рафаэль не сидел на месте. Он давно помирился со своим братом, а тот согласился нарисовать последнюю сцену спектакля. Будто обезумевший кукловод выглянул из-за занавеса. Огюст сидел рядом с его давней подругой Реин, которая через каждые несколько минут смотрелась в маленькое зеркальце и довольно подмигивала сама себе. В этот день всё должно быть идеально. 

Диана быстро прошмыгнула в зал и приблизилась к сцене. Только она встала не первую ступень, Рафаэль быстро утащил её за кулисы. Девушке было неловко рядом с одним из знаменитейших людей в стране. 

– Зачем вы приглашали меня, месье? – девушка накручивала на палец локон, выдавая своё беспокойство.

– Знаешь, я давно догадался о ваших чувствах к моему брату, – буднично проговорил Рафаэль и глянул на покрасневшее лицо Дианы, – но поспешу вас огорчить…
Кукловод провёл девушку к занавесу и указал на Огюста, который без особого интереса обсуждал что-то с Реин.

– Пока никто не знает, но та замечательная дама – невеста моего брата. Они собираются завтра же уехать в другой город и пожениться. Венчание прошло пару дней назад, – шептал ей на ухо Рафаэль, поглаживая по спине. В груди у Дианы всё сжалось и рухнуло. Хотелось уйти прямо сейчас – уйти подальше от действительности. 

– Почему же об этом никто не знает? – тихо спросила девушка, еле дыша от обиды и жгучей ревности. 

– Они решили хранить всё в тайне, чтобы не заваливать горожан столькими новостями, – Рафаэль развернул девушку к себе и нежно провёл тыльной стороной ладони по её щеке. – Поймите, мой брат – очень тщеславный человек. Он ни за что не смог бы позволить себе отношения с такой девушкой, как вы.

– Нет, он не такой! Я знаю, он не такой, – бормотала Диана, стараясь успокоить себя и привести мысли в порядок. Неужели её возлюбленный оказался таким мелочным человеком? Даже на это ей было всё равно. Она продолжала любить его, хотя горечь суровой реальности отравляла сердце и голову. 

– Поверьте мне, я знаю его лучше других, – Рафаэль взял её за руку, заглядывая прямо в бездонные глаза, полные тоски и боли. – Не окажете ли мне честь посетить моё представление?

– Простите, месье. У меня ещё много дел.

– Я понимаю. Надеюсь, вы скоро оправитесь. Но у меня есть прекрасное предложение. Я могу обеспечить вам чудесную жизнь в богатстве и роскоши. Диана, я хочу сделать вам предложение руки и сердца. Знаю, время не подходящее, но со мной вы не будете знать нищеты. Я смою всю вашу дурную славу.

– Месье, я польщена вашим предложением, но вам стоит найти более подходящую невесту. Я на эту роль не подхожу, – Диана как можно быстрее постаралась покинуть театр. 

Рафаэль сел на небольшую табуретку и запустил руку в волосы. Целый рой мыслей проносился в его голове. Он кидал злобные взгляды на занавес и сжимал руки в кулаки.

– Чем этот недохудожник лучше меня?!


Орин подошла к Камилле, не зная, как завязать разговор. Обречённая кукла стояла за кулисами и разглядывала сцену. Она знала, это последнее, что она увидит в своей жизни, но это её совсем не пугало.

– Знаешь, хоть многие скрывают, но твой поступок восхитил нас всех, – проговорила Орин. Камилла вздрогнула от неожиданности и обернулась.

– Я просто не хочу жить под чьим-то гнётом. Это несправедливо.

– Это мы все понимаем. Но разве жизнь не дороже? Тебе не хочется за неё бороться?

– Хочется. Именно поэтому я жертвую собой. Мне хочется бороться за свободную жизнь, где никто не будет указывать, как мне выглядеть и как себя вести. Ваш кукловод делает идентичных кукол, абсолютно ничем не отличающихся от других. Разве так можно жить, осознавая, что ты очередной клон? 

– Конечно, нет. Я восхищена тобой. Меня зовут Орин. Ты навсегда останешься в наших сердцах… Возможно, после тебя осмелятся и все.
Камилла улыбнулась, склонив голову вбок, и ответила:

– Я на это и рассчитываю. 


– Я всегда восхищалась вашим творчеством, – лепетала Реин, кокетливо хлопая глазками, придвигаясь всё ближе к художнику.

– Не надо лести, я чую её за версту, – поморщился Огюст и бросил взгляд на сцену. Брат так и не раскрыл секрет последнего акта. Художник даже не представлял, что ему придётся изобразить в своей мастерской. 

– Ну, что вы? О какой лести идёт речь? Я действительно не могу оторвать взгляда от ваших картин!

– О какой лести? Вы знаете хоть одну мою картину? – Реин долго молчала, отводя взгляд, не зная, что сказать. Художник удовлетворённо хмыкнул. – То-то же.

– Ладно, простите меня, месье Бастьен. Я действительно думаю вовсе не о ваших картинах.

– А о чём же? – Огюсту жутко хотелось съязвить, но давнюю подругу брата обижать не стоило. Это могло повлечь за собой ужасные последствия. 

– Вы замечательный человек, красивый мужчина, завидный жених, и я подумала…

– С каких пор я стал завидным женихом? – со смешком перебил мужчина.

– Не перебивайте, пожалуйста! Я хотела бы стать вашей невестой!

– Извините, мадемуазель, но моё сердце уже занято.

– Неужели там не найдётся крохотного местечка для меня? В вашем-то большом и добром сердце…

– Увы, нет. Мои сердце и голова без остатка заполнены другой девушкой.
*** 
Огюст всё представление с нетерпением ждал последнего акта. Он нервно притаптывал ногой, вглядываясь в лица кукол. Ему так и хотелось крикнуть «Обманщик! Никакой ты не мастер!», но мужчина терпел.

Когда акт заканчивался, новая кукла, Камилла, подошла к игрушечной виселице. Другие читали ей что-то со свёртка, но Огюст даже не вслушивался в слова. Он был обескуражен и возмущён бестактностью брата. Взгляд его бегал по бледному лицу несчастной Камиллы. По её щеке потекла крупная капля, отчего Огюст перестал дышать и повернулся к Реин.

– Она плачет? – шёпотом спросил он у недавней собеседницы, искоса поглядывая на сцену. 

– Что вы говорите? Как же кукла может плакать? – хихикнула Реин, разглядывая обеспокоенное лицо Огюста.

– Но взгляните на сцену. Кукла на виселице. Она плачет, не так ли?
Реин бросила взгляд на куклу и вновь посмотрела на художника. Он уже не мог сидеть спокойно. Неужели всё это ему видится? Но как? Он отчётливо видит, как одинокая слеза катится по бледной щеке…

– Вам, верно, дурно? Отдохните, месье Бастьен. Вы слишком много работаете, – качала головой дама. 
Пол под ногами куклы провалился. Всё былое ощущение жизни в Камилле упорхнуло, будто его никогда и не существовало. Огюсту было неспокойно.


Диана, вернувшись в публичный дом, считавшийся местом её работы и проживания, сразу прибежала к себе в комнату, вытирая слёзы, текшие неостановимым ручьём из её глаз. Что для неё могло быть хуже свадьбы Огюста Бастьена? 

Где-то в глубине души она всегда знала, что такой мужчина несомненно найдёт себе прекрасную и красивую жену, но Диана никогда не задумывалась об этом. Она всегда надеялась, что очнётся, а её нынешняя жизнь окажется кошмаром, что её «прекрасный принц», Огюст Бастьен, тоже растворится с первыми лучами солнца. Но так не произошло. 

Теперь она страдала от разрывающей изнутри боли и тоски. Она всегда знала – на самом деле знала –, что не сможет жить, осознавая, что Огюст любит не её. 
Дрожащие руки в спешке шарили по туалетному столику в потугах найти хоть что-то, чем можно остановить всю боль, нарастающую с каждой секундой. 

В своих поисках девушка и не заметила, как на пороге её комнаты оказался мужчина. Он молча смотрел на девушку, плотоядно улыбаясь.

– Добрый день, Диана.

Она вздрогнула и обернулась, вытирая слёзы.

– Извините, месье, сегодня я не принимаю клиентов, – натягивая улыбку, шелестела Диана. 

– Уж постарайтесь принять последнего клиента, – тихо, вкрадчиво пробасил мужчина и вытащил нож.
*** 
Огюст сидел в маленькой келье напротив мужчины, Отца. Тот внимательно разглядывал, по его мнению, молодого юношу, пытаясь разгадать тайну, которую скрывало каменное лицо, не выдающее ни одной эмоции.

– И ты никогда не был женат, Огюст? – задумчиво спросил мужчина.

– Нет, Отец, – мотнул головой Огюст. – Я всю свою жизнь был предан одной женщине. Увы, она покинула наш мир.

– Сочувствую. Уверен, она сейчас в лучшем месте, – смущённо проговорил мужчина и спешно удалился. Огюст резко выдохнул, губы дрогнули.

– Надеюсь.


Рафаэль радостно разглядывал картину, нарисованную его братом. Как бы он хотел подумать: «Хоть на одной его картине некуда поместить Диану», но болезненно сжимающее сердце не допустило такой мысли. Кажется, он не замечал ничего вокруг картины, хотя мысли его были далеко. 

– Мастер?

Кукловод отозвался не сразу, но всё же поставил картину на свой стол и обернулся. Перед ним стояли все его куклы, вооружённые столовыми приборами.

– Что? Мои малыши захотели быть поварятами? – со смехом спрашивал мужчина, одаряя каждую куклу взглядом. 
*** 
Огюст ходил по ветхому дому и вдыхал запах. Тут давно застыла вся жизнь. Всюду валялись одинаковые куклы, которых Огюст аккуратно переступал, хотя ему до жути хотелось раздавить каждую ненавистную ему куклу. 
Он прошёл в бывшую мастерскую брата. На столе находилась картина, написанная самим Огюстом. Он подошёл ближе и трепетно провёл двумя пальцами по щеке нарисованной Камиллы. Он до сих пор помнил ту слезу, которая надолго обожгла его сердце. 

Чуть ниже творец обнаружил бордовые капли. Огюст хмурился, всматриваясь в них, не помня такого в своей задумке.

– Кровь?

Камилла усмехнулась с самой картины. С верхней части холста полилась кровь, заливая весь стол. Огюст быстро отскочил и попятился назад, в испуге глядя на картину. Он не видел лица куклы, он просто знал, что во всём виноват Рафаэль. Мужчина развернулся и быстро выбежал из дома.

Дверь скрипнула и захлопнулась.