Книга Холмов

Смерть на Холме

Глава первая. В которой Лисы просто пытаются выжить.

«Только не сейчас», — жалобно скулило внутри: «Только не так!»

Анна пыталась приподняться, но руки предательски дрогнули, и она упала обратно в траву. Каждую мышцу тяготило бессилие, хотелось просто лечь, закрыть глаза и провалиться в темноту, поддаться мучительной слабости во всем теле. Лежать и ждать, пока первый из солдат доберется до вершины Холма, уставит дуло штрайга Анне в лицо и выстрелит.

«Нет!!»

Она зарычала – в ярости на саму себя, на страх и слабость. Рывком приподняла торс, кулаки в латных перчатках вдавились в рыхлую землю. Было плохо: кровь стекала по подбородку, черные волосы путались на губах, растрепанные ударной волной, во рту горчил хорошо знакомый железный привкус. Она с трудом понимала, что происходит: запорошенные землей глаза почти не видели, в ушах гулко стучало сердце и нескончаемо нудел высокий звон. Резкий запах мутил голову, после взрыва пахло смесью гари и вывороченной земли.  

Но даже не до конца придя в себя, Анна точно знала: в ее распоряжении не больше четырех минут, пока солдаты бегом, тяжело дыша, взбираются на вершину Холма. Ведь вслед за ними молчаливо шагает ее смерть.

Так неожиданно... Сильные и опытные, Лисы шагнули прямо в капкан, из которого не выбраться. Но думать об этом сейчас нельзя, любая слабина – и нам уже не выжить.

Сплюнув ненужные мысли вместе с кровью, Анна привычным, отработанным движением ухватила закрепленный на поясе пузырек, дернула под углом, сунула в рот и со всхлипом, в два глотка высосала все, что было внутри. Огненная жидкость стекла внутрь и вспыхнула живительным пламенем, по всему телу волнами разошелся сначала жар, затем озноб. Девушку изогнуло, она застонала, не в силах сдержать дрожь, снова упала в траву – но шум в голове стихал, ломящая боль слабела, руки и ноги налились силой. Вся мокрая от пота, черноволосая рывком села, вырвала руку из латной перчатки и отерла глаза. Все еще моргая от земляных крошек, она лихорадочно заозиралась… и поняла, что видит только дымящуюся рваную воронку на самой вершине Холма и торчащий из нее рунный обелиск.

Вокруг воронки валялись друзья. Все были без сознания. Даже стальной воин не двигался, взрывная волна повалила его на спину, и, видимо, отключила.

Время уходило.

Анна глубоко вдохнула, вскочила, озираясь, и тут же нырнула обратно в траву, уходя от возможного выстрела. Перебежала три метра левее, снова вскочила, оглядываясь. Снизу грохнуло – и клацнуло о камень где-то на склоне. Естественно, дальше ста шагов пуля из штрайга не летит. Анна пряталась не от тех, кто бежит снизу, а от снайпера, который мог засесть, то есть, должен был засесть где-то поблизости.

Не останавливаясь, она упала, переползла, вскочила снова… Снизу донесся окрик – старший из солдат священного Канзора что-то рявкнул. Судя по голосу, они были уже на середине пути! Сердце забилось неровно, в глазах потемнело: значит, они прятались не у подножия, а гораздо выше.

«Мы прошли мимо кого-то из них, и они не выстрелили». Ждали, когда Лисы заберутся на вершину и там подорвутся. Трезвый расчет.

Больше канзорцы не стреляли, глупо тратить драгоценные заряды с таким риском промазать. Но времени оставалось не три минуты, а в лучшем случае полторы. Анна снова вскочила, озираясь – и юркнула в траву. Теперь она увидела достаточно.

По склону Холма с разных сторон взбегали к вершине по меньше мере восемь человек.

Восемь. Внутри все оборвалось. Но Анна не обращала внимания на чувства, будто это были чувства какой-то другой, незнакомой девушки, сердце которой заходится от страха перед лицом гибели. Думай. Только разум может тебя спасти. Тебя и друзей, пришедших вместе с тобой.

Восемеро взбираются по холму. Значит всего их девять: где-то в кустах на склоне засел герртруд с длинным стволом. Снайпер. Пока не стрелял, значит, угол обзора у него невелик, и там, где Анна выскакивала из травы, прицел был ненадежный. Стрелять в гору тяжело – вершину не видно, даже если залечь поблизости к ней. А на лысой макушке Холма только густая трава и Обелиск, негде спрятаться. Иначе черноволосая и другие Лисы и очнуться бы не успели.

Она подскочила первым делом к Ричарду. Рейнджер лежал на спине, раскинув руки, кронский лук валялся рядом. Лицо запорошено, земля набилась в нос и в полураскрытый рот. Но он дышал, пусть и слабо, сипло, ртом. И крови не было, оно и понятно, шел позади остальных. Значит, просто привести в себя. Перевернув лучника на бок, Анна пальцами лихорадочно вычистила землю у него изо рта; забыв о брезгливости, высосала комья из носа и сплюнула, вытащила из поясной сумки пузырек и сунула лучнику под нос. Вштырь – он и даже усыпленного снотворным подымает, в этом она уже убеждалась. Будоражащий запах ударил в нос даже Анне, а бледное лицо Ричарда исказилось, он оглушительно чихнул, закашлялся землей, судорожно пытаясь привстать.

– Это засада! Вставай и буди остальных!

Черноволосая всунула вштырь ему в руку, и, пригибаясь, бросилась ниже по склону, к Алейне, которую отбросило взрывом сильнее всех.

Девчонка свернулась почти калачиком на боку, будто спала, но изо рта и носа у нее сочилась кровь. Она попала под действие взрыва сильнее, не успела отскочить, как Анна и Ричард. Но у нее на шее белел перламутровый единорог, а значит, еще осталась надежда. Ощутив ладонью гладкую и всегда чуть теплую гриву, Анна закрыла глаза и взмолилась: «Спаси!..»

Символ Матери стал горячим. Яркий свет разгорелся у Анны под рукой, и Алейна со вскриком пришла в себя, раскинув руки, широко распахнув глаза. Исцеляющая энергия разлилась по ее телу, и тут же рявкнул выстрел – снайпер целился на свет, наугад, в практически лежачих, в траву. И все же попал. Пуля ударила Анне в плечо, пробила доспех и врезалась в кость. Ее опрокинуло, тупая и тяжелая боль сдавила предплечье, отдаваясь в голове и зубах. Застонав, черноволосая закрыла собой Алейну и хрипло прошептала: