Не (зависимость)

Не (зависимость)

                                    Кин Кравчин. Артём Костин.

                                            «Не (зависимость)»

                                                                      1

- За что? За что мне это? Зачем теперь я? - сокрушался Тарас Афанасьевич. Слёзы на лице мужчины текли, словно лодочники по Венским улочкам — неумолимо медленно. Тело его содрогалось – как упавшая от ветра осина – сжавшись в комок на полу, возле потускневших и надоевших взгляду кровати и тумбочки. 

  В жизни сантехника с двадцатилетним стажем произошли перемены. Он лишился главного, того, что спасало его от неминуемой повседневности. И этим символом жизненного света и энтузиазма была работа. В фирме, где числился наш энтузиаст, произошли проблемы с финансовым состоянием. Постепенно начальство стало недоплачивать сотрудникам, а потом, чтобы не потерять оставшиеся деньги, просто уволило половину. Впрочем, обычное дело. Так все делают. Тарас Афанасьевич не остался в стороне, и ему не помогли ни стаж, не исключительная точность и отлаженность дела, ни уговоры, похожие на мольбу и заклинания.

  В комнате, где обычно ночевал бывший работник, не было ничего примечательного. Простые предметы мебели — кровать, два стула, шкаф, тумбочка. Правда, бросались в глаза цветы в горшках -  это свежие, полноцветные анемоны и ноготки. Тарас Афанасьевич старательно поливал их в последние дни, когда и случилось это злосчастное происшествие. Раньше он уделял им мало внимания, и они плохо росли и развивались, но в последнее время они налились, разрослись, и ухаживать за ними так и тянуло.

  Также была небольшая зала, где одиноко покоился телевизор на тумбочке. Справа, во всю стену стоял шкаф с ненужными вещами. По бокам у него деревянные дверцы, а в середине стеклянные. За этими стёклами, от которых веяло печалью нависшей в доме, покоились два пыльных сервиза. Эти сервизы были подарены тёщей и друзьями на свадьбу. Они стояли для красоты. Но оценил её только паук, который давно сплёл возле этой посуды воздушный дом. Также, на полках что пониже, лежали две книги в тёмно-жёлтом переплёте и от пыли напоминали древние хартии. По левую сторону возле стены стоял посеревший от времени диван.

  На кухне в это время тихонько свистел чайник на газовой плите. Стол имел коричневый оттенок. Вместе с крошками от вчерашнего ужина на нём стояла тарелка с распечатанным «Ролтоном», ждавшим своей минуты. По полу причудливо стелились две тени от батареи и духовки. Слившись вместе, они изображали фигуру, напоминавшую балахон с заострённым капюшоном.

  В трёх шагах от кухни дверь  ещё в одну комнату. Она была меньше остальных. Перед дверью лежал чистенький половик, а она сама поблёскивала от недавнего протирания. Эта комната часто посещаема Тарасом Афанасьевичем, и он не без гордости  называл её «личным кабинетом». Здесь, на выметенном полу ожидал своего часа стол. На нём, в разных формочках и банках симметрично покоились отвёртки, гвозди, шурупы. На правой стороне стола лежали тетради с чертежами и схемами труб, унитазов и умывальников. Также в тетрадях были советы,  рекомендательные записи, как лучше поступить при поломке  бытовых средств. Имелась даже тетрадь с интересными и смешными историями с работы, а также небольшой дневник с записями важных событий и дат. Эту хранительницу слов он берёг особенно. Чуть подальше, возле окна находился верстак, на котором лежали разные технические приборы: стамески, киянки, плоскогубцы, свёрла. Всё аккуратно сложено, и немного изогнутая линия, разделяющая поверхность верстака, походила на улыбку, которая обращалась к солнцу из окна напротив. Только сегодня эта улыбка была почему-то грустной. Также, возле стены, напротив, лежали  недавно постиранные спортивные сумки с отсеками. В них находились инструменты побольше: несколько шуруповёртов, молотки, ножовки и т.д. У каждого приспособления  своё личное и законное место. И когда их путали местами, они казались недовольными, не выспавшимися, и не готовыми работать. Эта комната чем-то напоминала своеобразный храм.

- Что же теперь будет? - с хрипом вырвалось у Тараса Афанасьевича.

  В голове перебирались варианты и планы будущей жизни, но ни один не мог воплотиться в реальную картину. Эти планы, мысли о своём будущем предназначении смешивались, путались и явно мешали ясно всё обдумать. Наравне с тяжелыми думами наш энтузиаст пытался вспомнить свою прошлую жизнь и ухватиться за что-нибудь, что могло бы стать жизненной целью. В памяти всплывали школьные годы, технический институт, в котором ещё юношей Тарас Афанасьевич со своими сокурсниками чаял надежды на счастливую будущую трудовую жизнь. Но с выпустившимися товарищами он поссорился из-за места в фирме, и считал их конкурентами, не совсем хорошо разбирающимися в ремонтном деле. Он также пытался вспомнить свой родной дом, мать и отца, но не мог, так как перебранка с ними затуманила этот отрывок памяти. А поругался с ними он из-за того, что они часто отвлекали его своими сантиментами от любимого занятия. Всё, что отчётливо вспоминалось, это постоянные радостные походы на работу, живое общение (похожее на разговор) со своими инструментами о решении той или иной поломки, вынашивание оригинальных схем в голове, как сконструировать деталь или закрутить трубу. Он отдавался этому делу, занятию, увлечению (назовите как угодно) сполна.