Ненаписанные письма. Обмануть Богов

Ненаписанные письма. Обмануть Богов

Помню, когда я был мальчишкой, любой мой отдых на море был великолепным. Сам факт поездки, счастливые сборы. Маска, трубка, ласты, надувная лодка. Ласковое солнце и купание до синих, ходуном дрожащих губ. Безоблачное детство, где было все радостно, без обмана и в серьез.

Мое юношество и годы в институте познакомили меня с первой настоящей любовью. В институте мы влюблялись много раз "последний раз в жизни". А на море загорелые тела девочек,  гибко прыгающих в волны, крутили нас каруселью курортных романов. И море опять каждый раз было прекрасным. Тогда отсутствовали родители, не мешала взрослая сестра. И много ночей можно не спать, а разводить костер прямо на песке, пить вино из горлышка и играть во взрослую жизнь.

Моя нынешняя  жизнь, проложенная мамой-профессором, состоялась быстро и денежно. Я закончил медицинский факультет Роттердамского университета. В нашей фамилии Мейер было три поколения врачей из семи поколений евреев, которые восстановил на красивом генеалогическом дереве мой папа. Поэтому особенного выбора профессии в такой ситуации еврейский мальчик не имел. Хорошая профессия позволяла мне путешествовать, и я не переставал видеться с морем. Оно стало прохладней меня встречать. Я вот теперь думаю, что для удивительного отдыха, который был в ранние годы, сейчас нужна какая-то дополнительная «атмосферность». Возможно, это от избалованности. А может оттого, что глаз увидел многое, и опыт распух, закрывая счастливые рецепторы восприятия. Но нынче музыка должна быть определенной, еда избирательной, комфортней номера, тишина по утрам, никаких аттракционов рядом и так далее. Я не женат, ты знаешь, но девичьи тела стали вдруг не все  хороши. Я стал быстро отличать немок от хорваток, прибалтиек от русских, а француженок от итальянок. И понял, что большая часть мне их не нравится. Хотя, если быть объективным, среди них встречались настоящие красотки. Я стал капризным, но внимательно посмотрев на подростков 18-20 лет, понял, что море не изменилось. Оно так же радушно встречало радующихся ему.  Я стал тосковать и бросать в море камешки в первый день так грустно, как раньше кидал в последний день перед отъездом. Все было так до моей поездки на остров Бали. И большое море опять зашептало ласково, когда я встретил тебя.

Ужасный климат. Просто невыносимый был. Я никогда не бывал в этих широтах. И первое время не расставался со своим ингалятором для астматиков. Моя  кипа промокла от дождя встретившего нас у дверей аэропорта. Вечно кланяющиеся и прижимающие ладони друг к другу местные жители сначала забавляли, а потом стали раздражать. Мы прилетели под вечер и успели на ужин. Мои друзья, выпившие весь джин еще в самолете, грустили в ожидании напитков и морщились от крадущегося похмелья. Ты присела за соседним столом и большая часть мужчин с интересом посмотрели на тебя. Нет, у нас тоже встречаются женщины в никабах, но учитывая выразительность картинки, внимание тебе уделили больше, чем остальным. Сверху до низу укутана в черное покрывало, твой никаб оставил немного солнца только для глаз. Даже на таком расстоянии они блестели через прорезь платка черным жемчугом. Ты пришла с мужчиной. И нас троих с друзьями  возмутило, что твой спутник арабской внешности был одет в шорты и майку. Он что-то говорил тебе на непонятном языке, смеялся, а ты скромно поднимала низ черного платка, чтоб попасть под него вилкой с едой и смотрела по сторонам, отпугивая взгляды любопытных. Конечно, в нашей религии тоже женщина идет следом за мужчиной. Но в исламе ее положение совершенно унизительное.

Все дальнейшее тебе известно. Разве что тебе будет интересно прочесть моими буквами, что видели  мои глаза, и чувствовало мое сердце. Мы с друзьями проспали по приезду почти сутки. Алкоголь и усталость от перелета, смена часовых поясов вырубила нас почти до следующего вечера. Я одел  плавки и достал шорты из моей большой сумки. Там спрятался  том талмуда, выбранный отцом и упакованный мамой. Они действительно хотят видеть во мне ортодоксального еврея. Они все еще думают, что я одумаюсь. Они ходят в синагогу, а мне там сыро и пахнет.

Я сбежал к пляжу и еще застал скатывающееся солнце. На пляже сидели пары на песке, и бич-бои собирали специальными сачками мусор, готовя его к завтрашнему воскрешению. Здравствуй, Балийское море!  Я проплыл немного, развернулся на спину и окинул пляж. Мой новый отпуск, моя новая страна, мои новые фото в отдельный альбом на Фейсбук.

Я поплыл вдоль берега к живописному мысу и заплыв за него, лег на спину, стараясь разобраться в своих ощущениях. Море колышело моим телом, убаюкивая, как будто уговаривая довериться ему. Вечерние птицы начали петь по заграничному и их голоса доносились до меня из рощи за мысом. Я закрыл глаза и как в детстве представил себя Робинзоном, которому одному удалось спастись. Как будто это он  добрался до острова и в усталости лег на спину перед первыми шагами по желанной земле. Моей  идиллии  помешал шум брызг от падения тела в воду. В нескольких метрах из воды показалась черная голова и проворно начала грести к берегу. Я совсем не ждал ничего подобного и, не разобравшись, дернул за плавцом.
Мы выскочили на берег почти одновременно. Ты схватилась за одежду и начала ей закрывать поочередно лицо, шею, плечи, что-то говоря на непонятном языке. Среди этой суматохи слов я расслышал английское:  "Не надо! Не смотреть!" Я повернулся и сел на песок, отвернувшись к морю. Я говорил, что не надо бояться, что я случайно, что не хотел напугать, повторяя эти слова в разном порядке. Затем обнял колени и начал расшатываться как во время молитвы и тер пальцами рук ногти на ногах, прислушиваясь к тишине. Через некоторое время я обернулся и никого не увидел. Передо мной пронеслась картина минутного прошлого.
Как жаль, что сейчас не хватит известных мне слов, чтоб описать красоту увиденного. Твои глаза блестели страхом и смятеньем. Огромные  на твоем узком лице. Такая ассиметрия и выразительность вызывала бы благоговейное дрожание художников ренессанса при попытке изобразить лицо такой натурщицы.