Подарок для некроманта

Подарок для некроманта

- Господин.

Голос ключника вывел меня из того состояния забытья, в которое я начал проваливаться после этой бессонной ночи.

- Господин, – повторил тот.

Я открыл глаза, шершавые изнутри, как кора дерева. Ключник стоял в трёх шагах от большой деревянной бадьи, в которой я начал засыпать, разнеженный тёплой водой, треском огня в открытом очаге и переливами канареечной песни.

- Что тебе?

- Надо зерно перетаскать из амбара на сушильню, не то задо́хнется. А там мертвяки этого, того.

- Чего того?

- Ну как они будут зерно тягать, ежели они тухнуть начали. Так вся пшеница пропахнется падалью.

- Прямо-таки все? – спросил я, снова закрыв глаза.

- Ну, не все, но много. Господин Мостисав нам обещал парочку свежих. И обязательство даёт, что тех не менее пяти лет гниль не тронет.

- Сколько протухло? – переспросил я у слуги, мысленно матерясь и зарекаясь покупать в порту дешёвых о́трупов.

- Четыре, господин.

- Тьфу ты, я уже думал не меньше десятка.

- Нет-нет, только четыре, господин.

- Хорошо, возьми. Только завтра, сегодня тебе этих вполне хватит.

- Да, господин, – ответил ключник, сделав чуть заметный поклон.

Когда расторопный слуга вышел, я обвёл взглядом большую светлую комнату с выходящими на город и море окнами. На маленьком столике лежали чистые вещи, в которых я отправлюсь на свою очереди́ну де́нного и но́щного служения, а в самом углу сидела на крохотной скамейке рабыня. Её мне только вчера подарил брат, вернувшийся из странствий, и с которым мы возливали вино до самого утра.

Худенькая девушка была родом из Северных Островных Княжеств, только там проживали светлокожие люди с седеющими от самого рождения волосами. Хотя не совсем так, брови и ресницы у неё были черны, как и самые начала волосков на голове, но, вытянувшись больше ногтя на мизинце, они теряли цвет. Мудрые мужи говорили, что их природа так позволяет беречь тепло солнца в холодные зимние дни. Лучи проникали сквозь белизну и отдавали живительную силу чёрному слою, согревая попутно голову. Обратно дар солнца не покидал человека. Тяжко ей придётся в наших тёплых краях. Того и гляди за ней, чтоб не напекло темя.

Я встал из бадьи, подхватил полотенце, направился к своему подарку, оставляя цепочку мокрых следов на тонких гранитных плитках. Девушка сжалась в комок от страха. Ещё бы, ведь перед ней стоял ужасный некромант, повелитель мёртвых, мучитель и убивец, который в мрачном подземелье заживо потрошит своих беззащитных жертв и снимает с них кожу. На севере мы главная страшилка для детей, хотя пребывая в похмельи, я должно быть действительно выглядел воплощением зла. К тому же у неё на родине не было рабства, это тоже был один из их кошмаров. А у нас было, но во владении живым человеком не было особой необходимости, оживлённые мертвецы в полной мере заменяли собой раба в не обременённом размышлениями труде, не просили еды, не спали и не уставали. Владение превратилось в роскошь.

Я прикоснулся к девушке, надо было её ощупать на предмет повреждений. Пальцы медленно прошлись по голове, впитывая знания о теле. Сотрясений нет, слух в норме, ударов и ран не было. Это хорошо.

Когда рука скользнула ниже, по шее и груди к низу живота под льняной сарафан, девушка тихо запричитала.

- Гашпадин, пажалушта, нет.

Забавный у неё акцент. Но наш язык она худо-бедно понимает, это хорошо.

- Замолчи, дурёха. Дай сосредоточиться, – процедил я, понимая, чего боится рабыня.

Не трону её я, хотя мог бы. Но моё ложе только вчера утром, когда подоспел брат, тактично покинула светлейшая Танла, взъерошив нам обоим головы ладошками на прощание. Близкий мне путник долго цокал языком, говоря какую обворожительную деву я привечаю в своём доме. После восхитительнешей дочери рода Кунсаманри эта тощая замухрышка не впечатляла.

Мне просто нужно проверить, не обрюхатили ли её пираты, грабившие северный берег, а потом продавшие её брату как жемчужину льдов. Но нет, опасения не подтвердились. Даже удивительно, нет никаких внутренних повреждений женского лона. Я-то был уверен, что её насиловало не менее двух десятков оголодалых моряков. Впрочем, если девушку изначально хотели продать подороже, то могли вполне сносно с ней обращаться, поддерживая товарный вид. Вот только страшных баек ей нарассказывали столько, что все поджилки у бедной трясутся, того гляди обмочится прямо на скамье.

Из повреждений нашлись небольшие потёртости на запястьях и лодыжках от тугих верёвок.

Я наложил небольшую связь, так что ощущал её эмоции и чувства тела. Это полезно при временном контроле здоровья другого человека.

Когда же моя рука взяла тонкий острый нож, которым я открывал конверты с письмами, она заревела и схватилась за подолы сарафана, пытаясь с одной стороны, не задеть меня с другой – снять одежду.

- Гашпадин, я лягу на ложе, только не делатте иж меня ходячий тлуп.

Я молча остановил её и срезал с тонкой белой шеи красный шелковый шнур с медной бляшкой, значащий временную принадлежность прошлому господину, бросив в огонь. С похмелья руки немного дрогнули, и из царапины на её горле потекла кровь.

Потом заживлю, шрама и так не будет.

- Гашпадин, пажалушта, гашпадин. Я умалялю ваш, – бухнулась на колени и затараторила рабыня, неправильно истолковав мои действия. Боль от её коленок передалась мне.

Я скривился, но связь не обрубил, лишь аккуратно защёлкнул тонкий золотой ошейник с инкрустированными в него гранёными кусочками прозрачного как слеза хрусталя и узенькой серебряной табличкой. На табличке была вытравлена кислотой до черноты фраза: «Сие езмь господаря Иргатрэ Орса ценность». Старомодно, но я не хочу менять. Крохотный замочек, качающийся как подвеска на колье, можно было отодрать пальцами, но ей это пока знать необязательно. Ошейник защитит от лишнего внимания, а если потеряется по незнанию мест, то любой стражник вернёт. За серебряную монетку, разумеется. А сбежать она всё равно не сбежит. Некуда ей больше бежать. На родине её сожгут заживо, как осквернённую проклятой землёй.