Повелитель Теней

Знамения

* * *

Все началось с видения.

Была уже глубокая ночь, когда он, тяжело дыша, откатился на край кровати и повернулся к Клариссе спиной. Он приготовился провалиться в сладостный глубокий сон и уже закрыл глаза, когда его дернуло, как от удара током, и перед глазами возникло первое за последний год видение. Оно было настолько ужасным, что он вскочил с кровати и, дрожа всем телом, стал мерить комнату широкими шагами. Больше часа ему понадобилось, чтобы убедить себя в том, что это был лишь дурной сон, а потом еще больше часа, чтобы унять дрожь.

Он снова лег с тяжелым сердцем и вскоре уснул.

А перед рассветом, когда первые солнечные лучи проникли в комнату через неплотно закрытые жалюзи на окнах и осветили его лицо, ему было еще одно видение.

Но на этот раз ощущения были совсем другими. Он - некая сущность, которая летит по Теневому Тоннелю, держась за тонкую черную Путеводную Нить. Он не знает, куда он летит и зачем. Знает лишь, что его зовут по имени. Тоннель открывается в небольшой светлой комнате со стенами, оклеенными простыми бумажными обоями и портретами каких-то людей. Спиной к нему за столом сидит девочка с длинной толстой русой косой. Он подлетает к ней и – яркая вспышка.

Он открыл глаза. Странно, это видение не вызвало у него ни страха, ни предчувствия беды, ни даже банального беспокойства. Смотрел его, как люди смотрят новости по телевизору – как мелькающие на экране картинки. Он пожал плечами и встал. Кларисса все еще спала, тихо ворча во сне, по-кошачьи свернувшись калачиком и придерживая когтистыми руками-лапами свой длинный пятнистый хвост.

Он тихо прошел в кухню и стал готовить завтрак, когда на журнальном столике натужно зажужжал телефон.

- Дэйв, здорово! Это Руди. Ты не забыл, у тебя сегодня запись в одиннадцать.

- Помню я, - недовольно буркнул он. – Ты теперь будешь мне каждый день звонить и напоминать?

- Конечно, я же твой агент. Если что-то пойдет не так, отвечать придется мне… А еще мне вчера звонили с MTV-Россия. Говорят, у них готовится какой-то жутко интересный проект. Серия студийных концертов. Тебя приглашали. Ты как?

- Россия? - он сделал глоток холодного молока.

В его втором видении – он вдруг вспомнил совершенно четко – он видел книги на полке над столом девочки: Пушкин, Толстой, Достоевский, Крылов. А за окном – память услужливо подсказала ему и это – зеленый парк, серые одноликие многоэтажки, водная гладь и вдалеке в посеребренной закатом вечерней дымке тускло поблескивают разноцветные маковки православного храма.

– Хорошо, я согласен. Когда они начинают?

- Через два месяца.

- Отлично. Руди, у меня на ближайшее время запланированы концерты?

- Да, через три дня в…

- Отмени. Скажи, что я заболел или просто устал и решил взять небольшой тайм-аут. Что со всеми этими выступлениями и интервью у меня совершенно не осталось времени на написание новых песен… Короче, выдумай что-нибудь…

- Но на записи сегодня ты же будешь?

- Буду.

- О-кей, Дэйв, как скажешь…

* * *

Солнце только начинало клониться к закату. Первые алые блики лоскутным одеялом легли на аллеи и клумбы городского парка. Она шагала по залитой вечерним солнцем дорожке, размахивая собственноручно сплетенной из пеньковых веревок сумочкой. Ее путь лежал вдоль берега искусственного пруда туда, где тропа почти вплотную спускалась к воде.

Она прекрасно знала этот парк – каждый день, возвращаясь с работы, она не упускала возможности пробежаться по этим пыльным почти нехоженым тропинкам, иногда останавливаясь у пруда, чтобы полюбоваться закатом и покормить уток, в изобилии водившихся здесь.

Но сегодня все было не так. Сегодня она вошла в этот парк и теперь шагала в заброшенную его часть по заданию редакции. Ей предстояло взять интервью у молодого подающего надежды американского музыканта, который впервые приехал в Россию и чей вчерашний концерт произвел настоящий фурор.

Пробегая по дорожкам парка, она вспоминала все, что за последние два дня успела узнать об этом парне из многочисленных публикаций в американской музыкальной прессе, которая от него просто с ума сходила.

Итак, он родился в маленьком провинциальном городке то ли в Юте, то ли в Аризоне, то ли в Колорадо – названия штатов, впрочем, как и названия городов, отличались в каждом интервью. Его мать домохозяйка, а отец не то фермер, не то конезаводчик, не то слесарь, не то инженер (каждый раз он называл разные профессии). В каком-то из интервью он и вовсе назвался сиротой. Учился в обычной школе, играл в школьной рок-группе (этот факт сомнений не вызывал). В шестнадцать лет сбежал в Нью-Йорк, поселился в каком-то клоповнике в Гарлеме (говорят, он живет там до сих пор) и стал ходить по вечерам в полуподвальный бар неподалеку и играть там на гитаре. Хозяин бара довольно скоро заинтересовался тем, что наигрывал и напевал мальчишка, поэтому однажды записал несколько песен на диктофон своего мобильного телефона. Через некоторое время решил прослушать запись, а тут к нему в гости (очень кстати) нагрянул старый друг, который работал таксистом. Песни парнишки так ему понравились, что он решил переписать их на свой мп3-плеер и ставить в своей машине во время работы. А на следующий день подвозил музыкального редактора национального радио – и пошло поехало.

Она, конечно, не очень верила в эту слезоточивую историю о бедном мальчике из провинции в большом городе, который благодаря своему таланту и счастливому случаю стал одним из самых успешных рок-исполнителей прошлого года в Штатах, но факт остается фактом – за один год его немного застенчивая улыбка и мягкий проникновенный баритон завоевали симпатии всего Нового Света. А теперь он отправился в не менее победоносный поход по Европе и Азии.

Конечно, его умопомрачительный успех можно было бы списать на ореол таинственности, которым он себя окружил, если бы не одно «но» - парень был и правда талантлив. Ей посчастливилось попасть на его вчерашний концерт, и она не пожалела ни одной секунды из проведенного там времени. Весь концерт он исполнял одну единственную песню, сидя на сцене в гордом одиночестве на высоком барном табурете босиком в черной шляпе с узкими полями, надвинутой на самые глаза. Ни тебе бешеных танцев, ни разбитых гитар, ни откусывания голов летучим мышам, ни прочей мистической мишуры, но люди и не думали расходиться – он держал зал в таком напряжении, что под конец концерта ей стало казаться, что в воздухе начали проскакивать искры. Он пел песню об одиноком музыканте, который, не выдержав груза проблем, покончил с собой. Но каждый раз он исполнял ее не так, как раньше – сначала это был легкий почти веселый рэгтайм, потом тяжелый дум, потом трэш, потом вдруг ни с того ни с сего боса-нова и так далее. Она сидела на узкой скамеечке для журналистов, не сводя глаз со сцены, и вместе со всеми гадала, что будет дальше? Когда истощится его неуемная фантазия?