Рай

НИЖНИЙ НОВГОРОД. 17. Воробей

ЭПИЗОД ПЯТЫЙ

НИЖНИЙ НОВГОРОД

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ВОРОБЕЙ

**********

 

1

 

Детство – это чёрная лента, заляпанная пятнами размытых воспоминаний. Ребёнок забывает лишь рутину, потому что её забывают все, и шокирующие события, потому что разум старается отгородиться от всего непонятного. А вот средние происшествия напрочь укореняются в голове на всю жизнь, и они создают для тебя основу мировоззрения.

Вадим не помнит, как проснулся в больнице. Момент пробуждения прятался во тьме. Помнит лишь, как сложно ему было есть, постоянно тошнило, поначалу ходить было сложно – кружилась голова. А ещё он постоянно звал маму и папу.

Однажды в палату вошёл парень в чёрном плаще. От него несло холодом. Он сказал, что хочет поговорить о родителях. Вадим обрадовался, мечтая вновь увидеть маму и папу, но человек задавал скучные вопросы о том, как они раньше жили. В конце он сказал, что мать с отцом умерли, потому что отравили себя и ещё отравили его, но организм Вадима оказался более стойкий к ядам.

Этот парень не готовил речь, не старался сообщить помягче. Просто сказал – как отрезал. И ушёл. Вадим не помнил его лица – только тонкий острый нос. А ещё он не помнил, что было дальше. Истерика или спокойствие? Оставшиеся дни в больнице пронеслись тёмным пятном. Следующее воспоминание – он едет на скоростном поезде куда-то в тайгу, где теперь будет его новый дом.

С момента попадания в Гетто память становится кристально чистой. Вадиму кажется, что он помнит каждый день, проведённый с Сергеем Владимировичем и Святым.

У семилетнего Вадима был свой дом. То есть – лачуга, которая примыкала к дому Сергея Владимировича. С ночными кошмарами мальчику приходилось бороться самому, но они посещали редко. То ли новое окружение, то ли специфический таёжный дух действовали.

Для Вадима будто выключили жестокость. Хоть он и плохо помнил жизнь до Чёрного дня, но слова убийство, ссылка, суицид врезались в его детский мозг на всю жизнь. В Гетто все любили друг друга, там любая болезнь, любая смерть – глубокое горе. Никому не было дела до Рая, все хотели жить здесь и сейчас.

Иногда Вадим сидел на холодной стене, мастерил какую-нибудь интересную штуковину и задавался вопросом: каким бы он был, если бы жил в Москве? Иной раз даже не верилось, что там, в цивилизации действительно проливается кровь, и воспоминания из детства казались каким-то сном, ложными фактами, которые внушил ему гипнотизёр.

Жизнь – это великий дар, который тебе преподнесли перед Раем. Так учил Вадима Сергей Владимирович, которого мальчик называл папа Серёжа.

Всё изменилось, когда, спустя многие годы, на перрон гетто ступили шестеро ребят и принесли с собой смерть. Ужасные события, обрушившиеся после сплошным потоком, ломали Вадима частичка за частичкой, кирпичик за кирпичиком.

Умер мужчина, которого Вадим называл отцом. Смерти парень не видел, но достаточно было осознания, которое привело за собой пустоту. Как будто ты лишился родного дома и оказался на улице. Впрочем, это тоже случилось.

Настоящую смерть Вадим увидел в лагере Грустяшек. Она привела за собой страх и осуждение людей, которые так легко взводят курок и спускают крючок в обычных людей, ещё не напившихся этой жизнью. Он старался не показывать страх.

Потом последовала смерть Святого, почти что брата Вадима. Святозар всегда был странным мальчиком, и его странность как-то отчуждала, отталкивала. Жизнь с ним вряд ли можно сравнить с жизнью с близким родственником, скорее, Вадим относился к Святому, как к домашнему коту. Поэтому смерть Святозара уже не так сильно потрясла Вадима, однако дала понять, что в новом мире не надо никому давать обещание. Здесь можно умереть, выйдя за хлебом.

Точку в процессе поставила смерть Толика. Толик виделся Вадиму ребёнком, которого взяли на жестокую экскурсию. Почему-то по умолчанию, Вадим полагал, что инквизитор случайно нацелит пистолет на Толика и тут же уберёт оружие со словами: ах, ты ещё ребёнок. Но Толика убили. Убил взрослый человек, который должен блюсти закон.

Несколько минут поменяли жизнь Вадима, поэтому он садился в самолёт с диким желанием убивать. Убивать всех, кто убивает невинных.

 

2

 

Нина никогда не летала на самолётах и раньше думала, что обязательно испугается и восхитится одновременно, когда машина поднимется на громадную высоту, но сегодня её сердце заполнило бескрайнее горе. Она уныло смотрела, как деревья внизу становятся размером со спичечный коробок, и метра за метром, с подъёмом самолёта, смысл жизни отдалялся от Нины, оставшись далеко внизу, рядом с телом Толика.

Странно, она даже за Иисуса так не убивалась. Вероятно, Толик напоминал ей больше брата, чем парня, и его смерть Нина принимает как потерю близкого родственника.

Траурное молчание в салоне нарушил Виталик, вернувшийся из кабинки. Он грохается на своё место и мрачно заявляет:

- Сядем прямо на крышу.

- То есть, как на крышу? – не понимает всё ещё бледный Вадим.

- На крышах высотных домов в больших городах есть площадки для малых самолётов. Там же независимые лифты внизу. Сейчас такое практикуют во всех крупных мегаполисах.

- В нашем нет, - отвечает Ванька.

Он держится лучше всех в их четвёрке, ибо даже Виталик упал духом.

- Когда-нибудь и до нас дойдёт, - отвечает Виталик и утыкается в иллюминатор.

Салон самолёта сделан точь-в-точь как салон поезда Инессы: бордовый фон, расшитый золотистыми узорами создаёт ощущение роскошности. Шесть маленьких удобных кресел, и, можно зуб дать, где-то в стене спрятан бар.



#28762 в Фантастика

В тексте есть: антиутопия, будущее

Отредактировано: 21.07.2016