Серебряная скрижаль

Пролог. Курган в степи

«Курганы расположены двумя группами. Полагаю, юго-восточная группа ранее состояла из трех больших курганов и двух примыкающих к ним маленьких. Особенно велик один из трех. Все пять курганов окружены следами почти абсолютно осыпавшегося рва, в ближней части отстоящего от них на 150 метров, а в дальней – на 178 метров. Рисунок прилагается.»

Ветер. Обычно в степи ветренно, но здесь, похоже, ветер не утихает никогда.

«Внутри наибольшего кургана находится уходящий вниз коридор, который заканчивается тремя камерами разного размера, последовательно переходящими одна в другую. Камеры разделяют двери странной формы, со слегка закругленными углами, покрытые необычным знаковым письмом.

Расположение и устройство их, а также множество добытого из них материала, представляют такую великую разницу со всеми погребениями существующих рас и народов, что о каком-либо сходстве с уже известными находками не может быть и речи. Судя по обнаруженным в погребении останкам, создатели курганов ни коим образом не являются орками, как мы полагали ранее. От крепкого телом человека орки отличаются лишь ростом, цветом кожи, формой уха, чуть более заостренными клыками, незначительно превышающими в размере человеческие, и необычной волосатостью тыльной стороны кистей рук и ушей. Что же касается обнаруженных останков, то они во многом разнятся со всеми известными нам расами – как в пропорциях черепа, так и в строении всего скелета. Подробное описание останков, письмена, срисованные мною со стен и дверей, и план погребения прилагаются.»

Орки говорят, что Степь не имеет края. Это, конечно, ерунда. Но сейчас начинало казаться, что в чем-то они правы.

«Вы не можете себе представить, глубокоуважаемый герр Леманн, как я был огорчен, когда узнал, что Вы были в Грезенбурге и ко мне даже не зашли, а между тем, мне желательно было бы так о многом с Вами поговорить. К величайшему моему сожалению, у меня не было возможности продолжить свои исследования, и пока что я не в состоянии вернуться к кургану. Однако, могу Вас заверить – горячайшее желание вернуться к нему не оставляет меня, невзирая на то, что повторное проникновение в курган кажется мне в высшей степени затруднительным при сложившихся обстоятельствах.

Прошу Вас принять уверения во всегдашнем уважении и искренней преданности Вам.

Керней Хьюз»

Брат Игнасио оторвал взгляд от старинных писем, неспешно сложил их в кожаный футляр и обернулся к шаману:

– А ты что скажешь, старик?

Звеня на ходу колокольчиками, шаман подошел, медленно наклонился, сорвал из-под ног стебелек и принялся задумчиво жевать, щуря желтые орчьи глаза. Колокольчики продолжали негромко позвякивать о небольшие золотистые чеканные пластины, нашитые на кожаную накидку поверх запахнутого на правую сторону халата-дээл. С плеч на спину и грудь старика свисали ленты, кисти из конского хвоста и перьев, каменные и костяные амулеты и цепочки с подвесками. На голове его красовался увешанный такой же мишурой странный убор: две металлические полосы, соединенные на макушке крест-накрест, концами прикрепленные к широкому обручу, из которого торчали серебристо-стальные рога.

– Плохое место, Ингас-хэй. Шибко плохое. Сюда никто не ходить. Я говорить тебе. Ты слушать, а не верить.

Внешний вид степи совершенно не соответствовал словам шамана. Ковер весенней зелени пестрел разноцветными брызгами цветов. Ветер колыхал сухие прошлогодние стебли, выглядывающие из молодой травы. При взгляде на этот мирный пейзаж никаких мыслей о чем-то дурном в голову прийти просто не могло.

– Я слушал тебя уже достаточное количество раз, чтоб запомнить. Меня не интересует, плохое это место или хорошее. Меня интересует, почему курган не тронут. Ведь больше двадцати лет назад Ван Альтенберг был здесь?

– Да, Зирах-хэй сюда ходить.

– Ну, и? Он копал здесь что-то?

– И он копать, и другой шайна копать. С ним приходить и копать.

– И потом все зарыли обратно?

– Нет, Зирах-хэй назад ничего не копать, – ветер трепал седые пряди волос по оливковому морщинистому лицу шамана.

– А кто зарыл?

– Плохое место. Глазам и ушам веры нет, рукам и ногам веры нет. Себе веры нет.

Брат Игнасио раздраженно отвернулся, уставившись на склон ближайшего кургана.

Все выглядело так просто. Достаточно было посмотреть под нужным углом – и становилось заметным что-то прямоугольное, чуть выступающее над поверхностью почвы под травой, словно очертания засыпанного входа. Надо было всего лишь знать, откуда смотреть. Однако стоило сделать несколько шагов по направлению к склону – и границы прямоугольника терялись. Ориентиры словно исчезали из виду, и перед глазами оказывался просто поросший травой курган на фоне ярко-голубого неба, по которому летели легкие полупрозрачные облака да вырисовывал круги темный силуэт хищной птицы. И ничего более.

– Еретики и бесы! Что за наваждение… – святой брат и принятый маг Третьего Круга Посвящения, урожденный Максимилиан Штольц, ныне брат Игнасио, начинал ощущать, что его монашеское смирение заканчивается, не говоря уже об обычном человеческом терпении.

Десять месяцев он болтался по степи среди немытых язычников, трясся в крытом тегреге, словно язык в колоколе, кормил собой надоедливый гнус, плавился от жары, мок под ливнями, мерз на ветру и под мокрым снегом. Три последних месяца из этих десяти он ел исключительно местную походную бурду, запивая гнусным орчьим пойлом, с усилием пытаясь глотать нечто совершенно пресное и не задумываться, чем оно было, пока еще могло бегать. На песчаном участке степи, граничащем с пустыней Шаргадах, по непонятным причинам умер один из эрийских наемников. Судя по явным признакам отравления, его укусило что-то, прятавшееся в редкой траве. Несмотря на все заклинания для выведения яда из тела, эриец отдал душу Властелину. Тварь так и не нашли и даже на трупе следов укуса не обнаружили. А орчьи проводники-джимыллаги и воины-хадар из сопровождения подняли панику и принялись спешно сворачивать лагерь, гортанно крича что-то по поводу смерти, пришедшей из песков.