Силой и властью

Знамения и проклятия

1

Начало лета года 613 от потрясения тверди, правый берег Зана, пограничная Умгария.

 

Великий кнез Умгарии Вадан Булатный объявил войну. Привел объединенное войско племен на границу с Орбинской республикой и встал цепью лагерей вдоль всего полноводного Зана.

Прошел почти месяц — припасы истощились, дичь в округе исчезла, воины от безделья совсем потеряли голову — но кнез не двигался с места. Не то чтобы решимость расквитаться с южным соседом за бесчисленные обиды и притеснения совсем покинула владыку умгар, нет. После того, как он объединил под своей рукой все умгарские земли и провозгласил себя великим, посланным богами, дабы раз и навсегда покончить с господством орбинитов, война стала неизбежной. Да и не зря кнеза Вадана прозвали Булатным: изменить своему слову он не мог.

Но все же было страшно. Напасть на златокудрых — немыслимое дело! Конечно, и Пряный путь, единственный торговый тракт в южные земли, и богатые недра предгорий Поднебесья всегда были вожделенной мечтой любого правителя, но вот пытаться отнять эти богатства у их первородных хозяев никто и никогда еще не отваживался.

— Боги любят и берегут Орбин, — часто говаривал советник владыки, колдун Йенза, словно вещий ворон в крылья, кутаясь в длинный черный плащ. — По своему образу и подобию боги создали орбинитов, дав им силу и власть над прочими племенами. И даже теперь, когда древняя магия почти рассеялась, остатки ее по-прежнему струятся в крови старших семей златокудрых. Неизвестно, чем это обернется, сунься мы с оружием на их исконные земли. Население республики малочисленно, если боги не вмешаются — ты победишь, но если они разгневаются — в войну вступят хранители, победить которых ни одна из человеческих армий не в силах.

Каждый раз Вадан слушал, угрюмо хмурил брови, а потом топал подкованным сапогом и, набычившись, твердил:

— Не отступлюсь!

— Никто не советует тебе отступиться, мой кнез! — отвечал Йенза. — Надо просто выждать. Знамение, подсказка судьбы — вот что нам нужно. Рок сам определит, когда выступать войску.

Кнез послушался колдуна и стал ждать. Ждал он день, три, неделю, другую — знамение не являлось. А тут еще любимый белый кречет, с которым Вадан никогда не расставался, взмыл в небо и не вернулся. Это уж точно не было хорошим знаком. С древних времен на щитах и знаменах умгар парили соколы. Пропал сокол — жди беды. Другой владыка после такого домой бы поворотил. Но Вадан был как булат упрям и непреклонен — он ждал своего часа и верил: боги на его стороне, а значит, благое знамение придет.

И вот оно, наконец, случилось.

 

В пятый день месяца Журавля перед самым рассветом дозорные увидели чужака. Одинокий путник шел со стороны вражеской границы прямо к шатрам умгарской дружины. Он казался настолько измотанным и слабым, что никто не стал поднимать тревогу, никто даже навстречу не выступил, чтобы перехватить незнакомца еще до лагеря. Дородный детина-копейщик только сплюнул через бороду изжеванный комок ведьмина листа и лениво зевнул:

— Не дойдет.

— Ни меча, ни доспеха — не воин, — отозвался второй дозорный, щуплый и вертлявый, как хорек. Его арбалет мирно полеживал среди высоких колосьев овсюга. — Но и на селянина не похож, нос задрал что твой кнез, землю-матушку видеть не желает. Гляди, ща навернется.

Словно подтверждая его слова, чужак споткнулся, упал, но тут же поднялся и, шатаясь, как пьяный, побрел дальше.

— Видал? — арбалетчик радостно хохотнул. — Вот зараза! Прямиком к господским шатрам метит. Идем, встретим.

— Чего еще ноги мять? Не дойдет.

— А вот коли дойдет, да вдруг лазутчик? Сотник Тай с тебя шкуру спустит, али сам воевода... Эй, ты! А ну стоять!

Арбалетчик подхватил свое оружие и рысцой побежал наперерез незнакомцу, на ходу натягивая тетиву. Копейщик, ругаясь сквозь зубы, потрусил следом.

Пойманный лазутчик оказался мальчишкой лет восемнадцати, грязным, ободранным и таким ослабевшим, что, казалось, вот-вот на ногах не устоит. Тонкая хлопковая туника превратилась в лохмотья, босые ноги сплошь покрывали синяки и ссадины, на облупившихся руках еще краснели подживающие солнечные ожоги, а знаменитые золотистые кудри превратились в подобие старой пакли. Но, несмотря на такое плачевное состояние, не признать в юноше орбинита старшей крови было невозможно.

— Куда прешь?! Сказано: стоять!

Тощий выставил арбалет, его товарищ в знак поддержки пристукнул по земле древком копья.

Мальчишка остановился.

— Мне нужен командир этого войска.

Голос у него оказался низкий и хриплый, как треск пересохших бревен.

— Чего-о? — арбалетчик даже присвистнул. — А в колодки не хочешь, тля орбинская? Да знаешь ли ты, куда приперся?

Пленник шумно вздохнул, закашлялся и сел, почти свалился, на пятки, упершись руками перед собой. Долго пытался отдышаться, потом медленно поднял голову, посмотрел на дозорных. На потемневшем от солнца и грязи лице светлые глаза казались особенно холодными и злыми, а взгляд их, цепкий, сверлящий, пробирал до дрожи.

— Я, Нарайн Орс, сын Озавира Орса, отца-вещателя Высокого Форума Орбинской республики, пришел, чтобы говорить с тем, кто ведет эту толпу дикарей, называемую войском, будь то хоть старший полководец Умгарии, хоть сам великий кнез Вадан Булатный. Я буду ждать здесь, а кто-то из вас, недоумки, метнется и доложит. Или неизвестно еще, кто сядет в колодки.

 

— Орс, говоришь? Сын Озавира-Миротворца?.. — сотник Тай тут же принялся натягивать сапоги и, даже не дослушав доклада, спешно покинул палатку.

Ради такой новости он самолично побежал с докладом к воеводе Ярде-Скородуму, а тот — к кнезу Вадану. Вадан призвал верного советника, колдуна Йензу, который и присоветовал немедленно посмотреть мальчишку. И вот пленный оборванец вошел в шатер с соколиным стягом и встал на пушистый мизарский ковер перед самим владыкой заклятых врагов своей родины.



Отредактировано: 26.10.2016