Сонечка

Сонечка

Даже обладая несколькими человеческими жизнями и познавая весь мир в мучительных поисках самого опасного врага, можно понять следующую простую мысль: самый коварный и жестокий враг сокрыт внутри нас. Кто может наиболее дерзким и ужасающим способом воспользоваться моими слабостями, как не я сам? И кто снарядит наиболее хитроумную ловушку для моей души – разве не мой собственный разум способен на подобное злодеяние?

Я оглядываюсь назад, на немногочисленные прожитые годы, резюмируя их и сводя их смысл к общему знаменателю: по всему выходило, что свою короткую жизнь я посвятил изучению и уничтожению духа, поддерживавшего огонь внутри меня. Тщательно всматриваясь в те или иные особенности характера, я тут же бессознательно составлял коварный план, призванный лишить меня того лучшего, за что я еще мог быть оценен; в сгущающемся мороке зла и небытия моя рука тянулась погасить последнюю свечу, безнадежно рассеивавшую призраков подсознания.

Осознав в себе эту тягу к саморазрушению как величайший акт существования, триумф эстетики и насилия над духом, я нахожу вполне логичным, почему судьба свела меня с Сонечкой.

До нее моя жизнь представляла собой жалкий набор дней, сравнимых по вкусу и насыщенности с выцветшими, потускневшими фотографиями, что изобилуют неудачными ракурсами и нелепыми выражениями лиц. Я жил на старой даче, построенной дедом еще до войны, перебивался случайным заработком и врал себе, что нахожусь в поиске своего пути. Бывали дни, когда я выходил на улицы города и бесцельно бродил весь день, не замечая жажды, голода и усталости. Я жалел о несовершенстве моего тела, неспособного воспринять окружающий мир глубже, точнее, – всё из-за скованности, ограниченности пятью чувствами. Иногда, стоя в самой высокой точке города, я окидывал взглядом его одинаковые скучные дома – каменные островки посреди убогих деревьев, душимых смогом и грязью.

Если и существовал воплощенный на Земле Эдем, то здесь раскинулся его брат-антипод – он жадно ломал человеческие жизни и вечно требовал больше, не в силах утолить садистский голод.

Как же сильно я ненавидел этот город той зимой!

Покрытый всюду то ли грязным снегом, то ли снежной грязью, весь в разводах луж и истерически вздернутых к небу пальцах веток - словно деревья безмолвно молились, - город жевал мои тело и душу, пытаясь найти слабое место и одним мощным движением переломить меня. И тогда я столкнулся с Сонечкой.

Я стоял, привычно погруженный в собственный ад размышлений, ожидая зеленого светофора. Память сохранила и назойливую мысль, не отпускавшую меня в тот момент. То было твердое намерение смириться с одиночеством, преследовавшим меня всю жизнь, посвятить себя творчеству – писать, пока дышу, больше, чаще, совершеннее, оставить след, прочертить его на челе мироздания и уйти в небытие замеченным – неоцененным? непонятым? непринятым? – не имело значения. Мои рассказы заменили бы мне детей и внуков, моя призрачная муза - единственную любовь, преданную мне дыханием, телом, всем своим естеством. И, переживая апогей этой мысли, я словно с разбега вошел в холодные воды негостеприимного омута, замедлившего восприятие действительности: на другой стороне стояла Сонечка, посреди снующей массы человеческих тел, не видимая никем, почти бестелесная, невесомая, хрупкая, как наваждение, бледная, словно призрак давно ушедшей мечты, в легком белом платье, Сонечка, с глазами, пробуждавшими невыносимое и сладкое страдание, - и они смотрели на меня. Жить, любить, погибать и возрождаться – с ней одной, рядом, и ничего больше – мой мир сжался до размеров Сонечки, обрел ее черты, ее мягкую полуулыбку, ее маленькие пальчики и густые волосы.

Сонечка говорила мало: туман в голове не дает вспомнить, как и почему мы стали жить с ней вместе. Казалось, что всё происходило согласно своей скрытой логике, никому не видимой, кроме нас с Сонечкой. Она бродила из комнаты в комнату, иногда исчезая вместе с утренним солнцем, но неизменно возвращаясь с первыми сумерками. Я никогда не спрашивал ее, куда она ходит – да и мне было всё равно. До ее прихода у моего обиталища не было души: я копошился в его останках, подобно трупоеду, паразитируя, пользуясь его защитой и теплом, но Сонечка вдохнула в него свою чарующую искру, а потому каждый день внутренняя обстановка постоянно видоизменялась, подчиняясь воле новой хозяйки. Но я не мешал моей радости вносить частичку себя в это жилище – с детской наивной улыбкой и бесконечным обожанием в глазах я смотрел на мою Сонечку и не в силах был противиться ее таинственной, неумолимой силе.

Навсегда останется в памяти наша первая с Сонечкой ночь – я не переставал удивляться той легкости, той неосязаемости, словно в своих объятиях удерживал я лишь бесплотную мечту - хрупкий сон, едва коснувшийся моего сердца. И вместе с тем, той же ночью другое чувство не давало мне покоя, и я напрасно тогда интерпретировал его не так, как следовало, но сегодня оправдываю себя тем, что был сражен удивлением, - когда наши с Сонечкой тела слились в единое целое – так ярко, сильно и неотвратимо, я даже перестал осознавать себя как нечто отдельное от того существа, в которое мы с Сонечкой претворились. В ту ночь я уснул, убаюканный приятной усталостью, и Сонечка ласково гладила мои волосы и молчала, а в том молчании можно было усмотреть гораздо больше, чем в ином множестве мудрых слов.

Стоит ли говорить, как велико было мое счастье, сколь полной и прекрасной казалась мне жизнь на первых порах? Я черпал силы и вдохновение в окружающей действительности, а мои чувства были настроены на восприятие прекрасного даже и в самых малых формах его проявления; шел ли весенний утренний дождь, звонко и победоносно провозглашая свое присутствие, спал ли старый пес, согревая куцым телом беззащитных щенят, сталкивалась ли со мной незнакомка в парке, пока я по привычке бродил по аллее, полностью погрузившись в свои трогательные грезы, – во всем усматривал я если не великий Божий промысел (ведь я не в силах похвастаться истовой верой), то некую непознаваемую тайну, намекавшую, сколь много прекрасного сокрыто в ткани бытия – протяни к нему руку и ощути его нежное родительское прикосновение, его бесконечную благодать! Однако я не мог не заметить и тревожной тени, чье присутствие угадывалось лишь до предела напряженным шестым чувством. Я, будучи безмерно опьянен долгожданным счастьем, отмахивался от него, пренебрегая настойчивым предупреждением. Но я видел – опять же, не глазами, - ту смутную угрозу и не мог предугадать ни того, в чем она состоит, ни от кого или чего исходит. И всякий раз, когда я покидал дом для очередной прогулки и наслаждался той радостью, что простиралась передо мной, краем глаз или, быть может, краем сознания я выхватывал неуловимых призраков, внушавших тревогу тем сильней, чем явственнее я понимал, что местом своего сосредоточения они избрали наше с Сонечкой жилище.



#10702 в Мистика/Ужасы
#33581 в Проза
#19746 в Современная проза

В тексте есть: готика, мистика

Отредактировано: 03.04.2016