Сонилим

ГЛАВА 17

Спасение утопающего – дело рук самого утопающего. В редких случаях еще и его друзей и родственников

©мудрость-дурость

 

 

Просыпаться не хотелось, ведь только они увидят, что я бодрствую, сразу же начнут измываться надо мной и моим телом. И опять единственным спасением станет обморок. Обморок от истощения физического и морального. Я уже несколько дней не ела и не пила. Точней сказать не могу, поскольку спросить у кого либо о длительности моей отключки я не могла. Меня держали в одиночной камере, наверняка в подземелье. С моими палачами меня разделяли несколько сантиметров магического поля. Они могли беспрепятственно войти и выйти, у меня же не хватало сил даже на то, чтобы встать на ноги, не говоря уж о побеге или хотя бы попытке подойти к границе поля.

Я не знаю как именно меня доставили сюда, и что случилось в промежутке с выхода из портала до моего пробуждения в этой дыре. Все болело, наверное сломана правая рука и вывихнуто предплечье. При таком раскладе вывихнутая накануне лодыжка забылась, словно дивный сон. По моему телу словно пробежало стадо бизонов - синяк на синяке, зеленоватые, уже старые гематомы и яркие фиолетово-красные новые ссадины. Поломанные ногти, некоторые пальцы черные от нанесенных по ним ударов. Голова тоже пострадала, но не настолько, чтобы сойти с ума и больше не беспокоиться ни о чем. Волосы местами выдранные, местами обожженные. Они не спрашивали меня ни о чем, просто били и издевались.

Голода как такового я уже не чувствовала, но иногда появлялось желание выпить хоть глоток воды. Шершавый язык и потресканные губы жаждали хоть каплю жидкости, но мне ее не давали. Костюм темных с меня конечно же сняли, теперь на мне было только нижнее белье, практически изорванное в клочья. Кучка прелой соломы заменяла мне кровать и больно впивалась в кожу, но сил на то, чтобы сдвинуться хоть на миллиметр не было.

Холодно и сыро. Серые каменные стены давили на психику и, казалось, сейчас обрушатся на меня, чтобы добить и не мучиться. Но этого не случалось. Я все так же продолжала лежать на каменном полу с соломенным напылением и надеялась, что вскоре мои страдания закончатся. Ужасно хотелось плакать, но я заставляла себя только злиться, поскольку тратить драгоценную жидкость на слезы – блажь, особенно в этой ситуации.

Время застыло. Разобраться, день это или ночь, возможности не было. Постоянно горящая магическая лампа на стене – единственное освещение. Иногда меня оставляли, не трогали, даже если видели, что я была в сознании. Но еще чаще мне не везло, входил один из здоровенных амбалов, поочередно дежуривших в коридоре за полем, и начинались пытки. Они словно соревновались между собой, кто найдет более изощренный метод, чтобы причинить боль и кто быстрее отправит мое сознание в нокаут. Иногда я просыпалась и видела того же охранника, что и до отключки, - тогда меня не трогали. В другой раз видела кого-то другого, и тогда старалась даже не подавать вида, что я очнулась, иначе меня ждала адская боль без передышки.

Хуже всех был здоровяк со шрамом через все лицо. Начинал он с того, что долго вымывал руки с мылом, потом всю воду выливал на пол, смотрел как я потерянным взглядом слежу за струйкой воды, которая пересекает магическое поле и затекает ко мне в камеру, добегает до железной решетки в полу и заканчивает свое движение в канализации. Потом он доставал сочный кусок мяса и с таким аппетитом и причмокиванием съедал его, что мне приходилось представлять помойку, только бы не думать об этом запахе, провоцирующем голод. После всего этого он переходил через поле и с руками, которые все еще пахли мясом и дымом принимался меня бить по лицу, по телу, а у меня уже не было сил, чтобы кричать.

Наверное единственное, что меня удерживало при жизни – месть. Месть Валласу и, возможно, Императорам, позволяющим делать подобное надругательство над живыми существами. И, словно за спасительную соломинку, я хваталась за идею мести, чтобы открывать глаза. Я уповала на боль во всем теле и продолжала выходить из небытия, чтобы и дальше смотреть на своих охранников с вызовом и с убеждением, что они погибнут от моей руки.

 

****

День за днем, может неделю, может и целый месяц продолжались пытки над моим телом. Прав был Матвей, да и Валлас, как не прискорбно это осознавать, тоже: нет ничего хуже вечной боли без права смерти и надежды на то, что это хоть когда либо закончится.

Временами становилось немного легче и меня ненадолго оставляли в покое: вместо побоев до безсознательного состояния – пара оплеух да несколько ударов в живот и между ног, сопровождаемые одним единственным словом «шлюха». Мое тело немного восстанавливалось и открытые раны успевали покрыться корочкой. Но потом... Потом меня опять били и унижали, разбивали голову и вскрывали ножом старые раны, заставляли слизывать с них вытекающую кровь с гноем и совали в рот вырванные у меня же волосы.

Тех нескольких капель воды, которые мне изредка перепадали, было недостаточно, чтобы напиться, но достаточно, чтобы не дать мне умереть. Пищи как таковой я не видела уже давно.

Жить уже не хотелось, злось начала проходить и появилось желание упасть без сознания и больше никогда не просыпаться. Но у меня не получалось, раз за разом я открывала глаза и с ненавистью смотрела на моих палачей за магическим полем.

Однажды, в один из тех моментов, когда я готова была продать душу кому угодно, только бы больше не испытывать боли, случилось нечто, что заставило меня опять захотеть жить. Столь незначительное событие, но для меня это было ревом фанфар!

Я отходила от очередных побоев как услышала, как новенький охранник, пришедший сменить своего 'коллегу', сказал:

- Слышал Брон, говорят, что гости у Императора скоро будут.

- И что? Мне какое дело, что будут гости?



Отредактировано: 20.07.2016