Выше неба.

Выше неба.

"Я думала, мы больше не увидимся, Кусуриури", - я села на качели, бросив сумку на землю рядом. 
Я пришла в этот парк, где не раз гуляла с близкими мне людьми, все они теперь мертвы. Пришла впервые, спустя столько лет, поэтому для меня было настоящим открытием, что тут есть качели, а качели – моя единственная слабость. Качели да кошки. Даже боль свою я превращаю в силу: этому меня учил мой Учитель, на протяжении всех лет, что он был рядом со мной, каждый день он дрессировал меня, как маленького котенка, как раненое животное, которое заползло в угол и приготовилось умереть. Таким животным и была я, была после всех этих смертей, у меня на руках умирали раз за разом те, с кем я была в этом парке. Раненое животное, которое думало только о своей боли. 
И когда я подошла к качелям, я увидела его, стоящего рядом с ними – он ждал меня. А я пришла сюда только ради него. Я не собиралась изначально идти в это место, где пересекаются реальности, и вероятность встретить его почти равна ста процентам. Но после нашей последней встречи, после того, как я побывала еще в одном подобном месте на самом юге Китая, когда я в самый солнцепек взбиралась по этим многочисленным ступеням, Ума Турман в «Убить Билла» отдыхает, на самую вершину горы по следам моей единственной подруги, когда я с хрипом валилась на ступени, в слезах, с мыслями, что я умру прямо здесь, прямо сейчас, и никто меня не найдет, ведь люди давно остались позади во всех смыслах этого слова, когда я все же упрямо поднималась и шла медленно шаг за шагом вверх, таблички оптимистично уверяли меня, что до вершины осталось всего лишь (!!!) триста-двести-сто-пятьдесят метров, а я проклинала всех богов, что вообще ввязалась во все это, все эти боги сидели тут же на каменных скамьях по бокам моего Пути и молча смотрели на меня, они желали мне только одного – добраться наверх, - после того, как я все же со стоном добралась до самого верха и увидела только одну пустоту, ведь моя подруга давно ушла дальше, чем просто смерть, после всего этого я остерегаюсь посещать подобного рода места. Поэтому я собиралась пойти, как обычный человек, в кафе, посидеть там, выпить чашку кофе, не более. Я давно маскируюсь под обычного человека, но после того, как я стала равной своему Учителю-полукровке, мне это удается все хуже и хуже. Поэтому я стала носить линзы, чтобы скрыть все это, но оказалось только наоборот. Будто я ожидала что-то иное, что-то иное, боги, да я уже вообще ничего не жду: Учитель добился своего. Так или иначе, но добился. Его муштра, его дрессировка, геноцид по сравнению с этим просто детский лепет, сделали свое дело. За год я прожила четыре, я стала старше не на одну жизнь, я стала сильнее, спокойнее и увереннее. Теперь я могла принять смерть всех моих близких, теперь я могла спокойно отнестись к потерям тех, кого я считала хорошими знакомыми. 
Но кафе было переполнено, так сказали мне, да я особо и не хотела там быть, просто чтобы не идти в это место, в этот парк, но идти все же пришлось: ведь я знала, что он меня там ждет. Еще накануне он сказал мне об этом. А кто я такая, чтобы не прийти на свидание с любимым мужчиной, тем более, когда эти встречи происходят раз в полгода, если не реже?
"Не мог же я пропустить этот момент", - Кусуриури стал меня раскачивать. 
Своими тонкими высокими шпильками я рассекала песок, который был под качелями, надвое. Черный шелковый шарф, который принадлежал одной из моей мертвой, я привезла его ей в подарок из далекого Пекина, где она ни разу не была, ни одна из моих мертвых так и не добралась до Китая, это сделала только я, шарф перешел мне по наследству после ее смерти, как ее браслеты, которые я не ношу, как и воспоминания, которые заставляют меня плакать по ночам, я плачу только по своим мертвым, развевался на ветру.
С каждым толчком моего мужчины качели несли меня все выше и быстрее в небо. Я улыбалась, я смеялась, я смотрела на него, любуясь его совершенными чертами лица, я откровенно наслаждалась моментом, не желая помнить, что это не навсегда. Он смотрел и улыбался только мне. На детской площадке были еще люди с детьми, но нас они обходили стороной, слишком странными, необычными мы были для них, будто выходцами из другой реальности. Да так оно и было на самом деле. 
"Что за момент, Кусуриури?" – я счастливо рассмеялась, летя в небо, летя выше неба.
"Этот", - мой коибито мужского пола мне едва улыбнулся, и все изменилось. 
Весь мир перестал существовать, время остановилось, как при нашей первой встречи. Под нами оказалось огромное озеро, я босыми ногами рассекала воду надвое, мой мужчина стоял тут же, рядом, в цветке розового лотоса, как того, который он мне подарил, на самом деле это он же и был. На мне было легкое белое платье, которое развевалось вместе с черным шелковым шарфом на ветру, шарф я держала в руке, а рукой вцепилась в цепи, в которым были прикручены качели, но теперь цепи уходили в само небо, небо их держало. В воде плавали карпы, я видела их спины, как они сновали из стороны в сторону, мои босые ступни их нисколько не пугали. Я с любопытством смотрела по сторонам, на Кусуриури, в воду, в небо, не переставая раскачиваться, качели ни на секунду не замедлили свой полет. 
Свежий морской бриз обдувал нас, я улыбалась Аптекарю, он мне:
"Ведь ты стала равной своему Учителю. А твой Учитель – даосский бессмертный". "Как и ты, мой дорогой", - я коснулась его лица, когда пролетала мимо. 
"Как и ты", - он слегка поклонился мне. 
Качели остановились, вокруг нас был все тот же мир, бегали дети, сидели люди, солнце медленно заходило, желтые листья падали вниз, была осень. Он подал мне руку, помогая подняться. 
"Я же обещал тебе, что, когда мы встретимся в следующий раз, мы не расстанемся больше", - он обнял меня. 
"Я же обещала тебе, что, когда мы встретимся в следующий раз, я изменю твою судьбу", - я скользнула губами по его скуле. 
Взявшись за руки, мы покинули детскую площадку.
"Куда теперь?" – спросил он, посмотрев на меня. 
Что он видел там, в глубине моих глаз, надежно скрытых за черными линзами? То же самое, что видела я в глубине его глаз…