Хроники семьи Ба-Арджак. Невеста.

Пролог

Первые тонкие лучи солнца, восходившего над храмом, медленно проникали сквозь витражные стекла и растворялись во мраке траурного зала. Даже в полуденные часы, когда весь остальной храм был залит ярким светом, тут царил сумрак, здесь были его владения. В этом месте казалось, что скорбь пропитывает все вокруг, что печаль и дикая, не выразимая словами тоска проникают в самое сердце, заполняют до краев и больше не покинут его никогда. Даже яркий рассвет, оживлявший все вокруг, терял в этих стенах свою силу. Один его луч достиг середины зала и пронзил легкий черный полог.

Она все еще была прекрасна.

Луч света выхватил из темноты сложенные в ритуальном жесте руки — самые прекрасные руки на Благословенном Острове, руки с самыми изящными запястьями, тонкими пальцами и длинными ногтями. Руки княгини никогда раньше не лежали так спокойно. Они то касались тонкой ткани, рождая великолепные узоры, то плавно скользили по струнам, когда она напевала мелодичную песню на древнем языке. У нее была привычка сплетать и расплетать пальцы, когда она нервничала или обдумывала что-то важное. И еще она любила гладить  этими руками его лицо. Она проводила рукой по лбу, носу, губам, а потом обнимала лицо и долго и внимательно смотрела прямо в глаза. Так долго и внимательно, что он видел свое отражение в глубине ее глаз. Тогда ему казалось, что на свете нет ничего — только эти глаза, большие и невероятно зеленые. Что они будут всегда и он будет смотреть в них до конца, до самого своего последнего вздоха. Князь видел в них весь мир, от самой ничтожной мелочи до самых великих тайн.

Но теперь не было ничего — ни тайн, ни мелочей. Руки были уложены под грудью и сплетены почти так, как она делала это сама, но теперь на каждый палец было надето тонкое золотое кольцо, а между ладонями зажат священный амулет. Свет отражался в блестящей поверхности амулета и подсвечивал лицо. Прекрасные глаза были плотно закрыты. На ее лоб и щеки еще не нанесли рисунки и веки не покрыли последними красками, поэтому она казалась мирно спящей. Так она лежала рядом с князем в их спальне. Так она будет лежать теперь в своей гробнице.

Где-то тихо звучали слова из похоронных гимнов рода. Одни фразы звучали громко, другие были едва слышны, но все они были невыразимо печальны.

—Из глаз ее больше не упадут слезы печали,... на уста ее больше не придет улыбка радости...

Монотонные тягучие звуки то заполняли все вокруг, то сжимались до едва уловимого шепота, хотя доносились все время из одного и того же места и с одинаковой громкостью.

— Глаза ее больше не увидят священных церемоний,... уста ее больше не произнесут священных имен...

Такие слова принято было читать, протяжно и нараспев, над каждым высокородным усопшим. Казалось, что ночью в траурной зале собрались тени всех покойников, отпетых в нем за двенадцать веков, которые храм простоял на этом месте. И теперь это они, а не жрец поют гимны уходящей красоте.

Семнадцатилетняя княгиня умерла пять дней назад, после первых родов, произведя на свет дочь, которой теперь предстояло стать наследницей богатейшего семейства в Восточном пределе. Как только стало ясно, что Светлейшая Талура слишком слаба и может покинуть этот мир, Рыжая Калерин послала за жрецами Хозяйки ночи Вышней сестры Ваны, которые занимались бальзамированием покойников.

Кас-Аханта хотя и прожила уже почти двадцать лет с мартиланами, так и не смогла привыкнуть к их похоронным обычаям. Люди ее племени жили в лесах, в глубине Рассветного материка, где воздух был слишком влажен, поэтому хоронить соплеменников они должны были до следующего захода солнца. Тогда умерший мог встретить закат уже как корень новой жизни и родственники могли не бояться, что он станет чафу —существом, отнимающим кровь.

Поэтому обычай Острова сохранять тело для ритуала Тройной скорби — трехдневного чтения гимнов в семейном храме, был ей непонятен. Мало того, что этот обычай вызывал у нее страх и раньше, теперь она была близка к ужасу. Ее девочка, такая молодая, веселая, красивая теперь лежала как холодная статуя посреди этой мрачной залы. А ее вдовец, сорок шестой князь Благословенного Острова, Арадамен-Мекален-Волпер-Тохедил-Налрелин по прозвищу Неотразимый, известный также как Юный князь, сын Волпера Многоречивого из рода Ба-Арджак вот уже третий день неподвижно сидел напротив помоста с телом и, казалось, тоже был далеко от мира живых.

Няня Кас-Аханта, вырастившая княгиню, тоже видела, что ее госпожа слабеет, но не могла даже самой себе признаться в том, что это начало конца. Она не понимала, как эта страшная женщина может готовить похороны еще живого человека. Но именно благодаря предусмотрительности Рыжей Калерин жрецы прибыли почти одновременно с последними минутами княгини. За два дня упокойники (так называли их в народе) сделали так, чтоб тело княгини могло пролежать три положенных дня в траурном зале, а затем должны были подготовить его к Танцу Вечности, к помещению в семейный склеп. И вот сейчас солнце всходило третий раз, значит сегодня на закате прекрасная Талура будет навсегда унесена во мрак.

Прислонившись спиной к колоне у входа в траурный зал, Кас-Аханта наблюдала, как Рыжая Калерин подошла к князю и стала что-то говорить ему. Он ничего не отвечал и, казалось, даже не заметил ее. Тогда Рыжая Калерин опустилась на колени рядом с низким креслом молодого вдовца и ... запела. Ее голос был достаточно тихим, не перекрывал ритуального гимна и с того места где стояла няня княгини не были слышны слова. Но его звук неуловимо подействовал на князя. Окончив свою песню, госпожа Калерин тихо произнесла несколько слов. Прошла минута, затем другая... Арадамен явно слышал ее, но не делал ни малейшего движения. Женщина ждала, стоя на коленях. Наконец, князь сделал едва заметный жест рукой.

До слуха Кас-Аханты донесся вздох, полный такой печали что она ощутила почти физическую боль в сердце. С такого расстояния она не могла услышать вздоха, но все же она его слышала, да утащат шалые транки всех мартилан вместе с их храмами, в которых не действуют законы времени и расстояния! Это место вызывало суеверный страх у людей, более стойких. Можно представить, как оно действовало на простую женщину из лесного племени. Но, по-видимому, только она одна была поражена тем, что как только упокойники закончили первую часть своей работы, князь ушел в храм, сел в специально принесенное кресло и сидел в нем практически без движения уже два дня и три ночи. На закате каждого дня он вставал, пошатываясь, обходил девять кругов вокруг помоста с телом и снова садился в кресло.



Отредактировано: 22.02.2016