Я заболела.

Я заболела.

Если сложить все дни, когда я умирала от бесонницы, можно заснуть. Этим и занимаюсь. Считаю цифры и учу билеты, а он сидит рядом и пытается заварить нормальный чай из использованного пакетика.
- Дрянь это всё.
Я посмотрела на него, потом на билет, потом снова на него и ответила.
- Действительно, дрянь.
- Он отвратителен! - с ненавистью воскликнул он и выплеснул в раковину злосчастный чай.
- Согласна, согласна, отвратителен! - с ненавистью воскликнула я и порвала бумагу.
- Тебе нужен новый билет.
- Не билет, а чай. Идём.
Все наши прогулки начинались магазином и заканчивались побегом в другой город. Убегали мы всегда пешком, взяв с собой только купленный в магазине чай и друг друга. Но на этот раз мы зашли так далеко, что нашли потерянных когда-то себя. Мы снова прыгали, как дети с моста, а он больше не пытался играть на гитаре и играл со словами. 
Мы шли по дороге под снегом, но я не была уверена, что это был снег. Снежинки падали на его холодные пальцы и не таяли. Да и снежинки ли это были? Мои ботинки промокли. Я была уверена, что в них целые километры воды и, может быть, маленькие рыбы уже бьются об лёд.
Завтра я заболею.
Мы спустились в подземный переход. Там уже играл на аккордеоне старичок. И нещадно фальшивил.
- Подайте милостыню, люди добрые! - завыл старик. Я удивилась. Он тоже.
- Где он видит добрых людей? - недоуменно спросил он и огляделся. - Может, мы не туда смотрим?
Я вгляделась в маски прохожих. Нет. Туда. 
Мы ушли от старика. От людей. От перехода. Просто вышли за рамки и оказались в темноте. Вдруг стало нестерпимо жарко и послышался рёв поезда где-то впереди. Время потекло в разы быстрее, замелькали его руки и вспышки фар, затем поезд на полном ходу унёс его за собой, свист и скрежет колёс стали невыносимыми.
Я открыла глаза.
На кухне за стенкой свистел чайник, на полу лежали обрывки билета, он заваривал чай.
Я заболела.