Защитник деревни

Защитник деревни

Голос реки сегодня был особенно громким.

Вода гремела, шипела в водоворотах между камнями, рыдала россыпью брызг. Тартеш остановился, не дойдя до дома, прислушался.

– Река, дай мне совет, – попросил он чуть слышно. – Что мне делать? Позабыть об их словах или вернуться и разузнать?

Река пенилась и грохотала, почти невидимая в ночи. Луна взошла над черными изломами гор – тонкий, стареющий серп, еще несколько дней и исчезнет вовсе – но ее света было мало даже для глаз Тартеша. Русло реки сейчас казалось пропастью, а деревня, раскинувшаяся на берегу стала призрачной и молчаливой.

И все же она не спала, и чуткий слух Тартеша ловил отзвуки ее жизни: мычание коров во внутреннем загоне, шорох шагов, неразличимое эхо голосов и чей-то заливистый смех – он доносился с другого конца селения, от самой изгороди. Тихонько скулил соседский пес, – он привык к Тартешу и днем приветствовал радостным лаем, но ночью пугался и выл.

Люди не пугались даже ночью.

Каждый вечер он приходил к дому старейшины за положенной долей крови, и сидевшие возле крыльца всегда спокойно приветствовали Тартеша, шутили, обсуждали дела деревни. Но сегодня замолкли, когда он подошел.

Заметили Тартеша не сразу – он ступал легко и бесшумно, в такт кипящей внизу реке, и успел услышать обрывок беседы.

– В самом деле? – Голос старейшины звучал недоверчиво, но без насмешки.

– Клянусь! – Химиш ударил себя кулаком в грудь, и на миг Тартешу стало видно, как кровь у того расходится от сердца, бьется на горле и запястьях. Жажда уже подступила. – Торговец не врал, они правда сумели!

– Сильное колдовство, – завороженно проговорил Джанит и тут увидел Тартеша.

Все трое отмахнулись от расспросов, а старейшина сказал:

– Всего лишь глупые слухи, сильный. Не засоряй ими слух, пей.

Никогда прежде они не отказывались пересказать слухи и нелепые россказни. Можно было настаивать, но жажда уже царапала горло, а Джанит протягивал открытые запястья, – он не сцеживал кровь, любил укусы.

Утолив жажду, Тартеш на время позабыл обо всем, и лишь теперь, по дороге домой, остановился, терзаемый сомнениями.

Река грохотала, неслась по камням, и Тартеш развернулся, пошел вниз по течению, прочь от дома.

Поступь стала еще тише, Тартеш уже не слышал собственных шагов. Крался незаметно, ступал из тени в тень, представлял, что вокруг не родная деревня, а стойбище врагов, – тех, что приходили несколько лет назад. И за десять лет до того, и раньше, и еще раньше… Приходили, но не могли ворваться в деревню, поджечь изгородь, захватить коров и женщин. Тартеш всегда успевал пробраться в их стоянку, – сперва вместе с отцом, а позднее один, – и пролить кровь, посеять ужас, отогнать врагов прочь.

Воспоминания и свежая кровь кружили голову, и Тартеш почти позабыл, где он на самом деле, и, наверное, потому и сделал, то, что сделал.

Спрятавшись в самой чертой тени возле крыльца, он ждал, а когда появился Химиш, – выскользнул ему навстречу, сковал чарами.

Это так просто, – одно лишь движение, один взгляд, и чары, как туман, накрывают жертву. Человек застывает, глаза стекленеют, меняется дыхание. Даже сердце бьется медленней, и душа уходит далеко, за грань яви. Столько раз враги замирали перед Тартешем, рассказывали то, о чем он спрашивал, выдавали все тайны. Их голоса звучали отрешенно и тихо, но кровь была горячей,  алой, ее можно было пить до последней капли.

Но никогда прежде Тартеш не зачаровывал людей из своего селения – да и можно ли окутать туманом родные души? Разве они поддадутся заклятью, предназначенному для чужаков?

Но Химиш стоял неподвижно, устремив взгляд в пустоту. Можно было метнуться прочь, – лишь тонкий серп луны видел, что сделал Тартеш, больше ни души не было рядом. Химиш очнется и не вспомнит, что его околдовали словно врага, не рассердится, не расскажет никому.

Но река сегодня была такой громкой, ее голос эхом отдавался в висках, и, сделав первый шаг, Тартеш не мог отступить.

– Что ты рассказал старейшине? – спросил он. – О чем не рассказал мне?

– В Излучину приехали гости. – Голос Химиша стал тусклым, как моросящий дождь. – родня с юга. Они рассказали про Междуречье. Тамошние люди сумели избавиться от вас, сильных. Отказались подносить кровь и убили вас всех.

Междуречье? Земля такая далекая, что казалась сказкой. Оттуда привозили небылицы, хорошее оружие и красивые безделушки, и…

– Люди слабые, – сказал Тартеш еле слышно. – Зачем бы они стали так делать?

– Колдовство помогло, – ответил Химиш. – Сильное колдовство, справилось.

Химиш говорил все так же отрешенно, словно из глубины сна, но Тартешу почудилась радость в этих словах, удовольствие от чужой победы.

Стало неуютно и зябко, – ветер холодом пробрался под одежду, дом навис темной скалой, и вся деревня на миг показалась незнакомой. Но потом в окне вспыхнул огонек, пришли в движение теплые тени, – все стало родным и привычным. Скрипнула дверь, донеслись голоса жены и детей Химиша.

Сжигаемый непониманием и стыдом, Тартеш метнулся прочь. Что скажут селяне, увидев, что он сделал? Только бы Химиш скорее пришел в себя, только бы никто не увидел! Разве не подлость околдовывать родича?

Тартеш поспешно спустился по скользким камням обрыва, прижался к ним и закрыл глаза. Река ревела, обдавая его водопадом брызг.

Подлость – утаивать правду, тайно радоваться гибели пьющих кровь.

«Убили вас всех», – сказал Химиш. Сказал так, словно Тартеш был чужим ему или хуже – врагом.

 

Чем темнее становилась ночь, тем ярче разгоралась тревога. Луна скрылась, ушла за западный край гор, а Тартеш все не мог заснуть. Ворочался среди одеял и шкур, вставал, чтобы подбросить дров в очаг, сидел, глядя на огонь. И так и забылся – возле догорающих углей, в круге зыбкого тепла и света.



Отредактировано: 31.08.2016