• Литнет
• Литературные блоги
• Зачем менять язык и что из этого выйдет?

Зачем менять язык и что из этого выйдет?

Редкий человек решится заявить, что выбор слов не играет никакой роли. Мы чувствуем, что у слов «женщина» и «баба» разное наполнение (и с точки зрения передаваемых эмоций, и с точки зрения распределения власти). Однако когда речь заходит о феминитивах, часто звучат мнения, что как ни скажи, женщина все равно будет женщиной – и нечего тут придумывать проблему на пустом месте.

Медиа – важный элемент отражения и постижения реальности. Медиа влияют на наши мнения, заставляют нас думать о той или иной персоне или событии. Слова, приходящие оттуда, часто кажутся самой жизнью – может, и немного запутанной, но определенно правдивой.

Сейчас мы не будем рассматривать вопрос, что бывает, если известное СМИ выбирает шовинистический тон, обвиняет жертв домашнего или сексуального насилия – то, что это влияет на отношение к женщинам в реальной жизни, очевидно. Посмотрим на то, как в журналистском корпусе относятся к феминитивам – словам женского рода, которые в современных медиа являются камнем преткновения наряду с вариантами написания слова белорусский/беларусский/беларуский.

Новые медиа Беларуси время от времени используют феминитивы. Но ни у одной редакции тех СМИ, которые своей направленностью не касаются непосредственно гендера, нет системного подхода к этому вопросу.

В одном тексте, например, может употребляться «новый» феминитив, а в другом вместо вполне себе привычного появится слово в мужском роде. Вот, например, слово «специалист», для которого есть привычный женский аналог «специалистка».

Но уже в этом тексте Сitydog есть непривычные феминитивы «координаторка» и «тренерка». Они употреблены в лиде, то есть находятся в одной из самых сильных позиций текста. И, конечно, не могут остаться незамеченными.

Вот как реагируют читательницы и читатели на появление «женских» слов:

Мы поговорили с авторкой материала Александрой Савинич, чтобы выяснить, как феминитивы появились на главном информационном ресурсе Минска. Оказалось, что феминитивы были инициативой героинь материала, и Александра с уважением отнеслась к пожеланию девушек:

«Я нейтрально отношусь к феминитивам. Если героиня в отношении себя называет профессию в женском роде, то я так и указываю, лишний раз не переспрашивая. Если бы она этого не делала, то было бы понятно, что ей все равно, в каком роде будет называться профессия.

Мне кажется, что на этом зацикливаться нет смысла, основная суть от феминитива не меняться.

Единственное, как журналист, я заметила, что использование феминитивов в репортаже иногда играет существенное значение. Например, когда речь идет о третьих лицах, имен которых мы не знаем, а характер важен в описательной части для антуража. Это случается, когда вахтером или парикмахером работает девушка (женщина). В такие описательные моменты как: «вахтерша посмотрела недобрым взглядом, но пропустила без проверки студенческого и снова засела за вязание носков», использовать слово «вахтер» как минимум смешно. Ведь речь идет не о мужчине, и слово «вахтер» может запутать повествование.

А в целом, если есть герой с фото, именем и так далее, то я не вижу особого смысла использовать феминитив, только если этого пожелает сам герой. В этом нет ничего криминального, ведь язык меняется и подстраивается под жизнь, людей и время, а не наоборот».

Как мы видим, на Сitydog феминитивы вполне могут процветать – особенно если героини материалов будут называть себя в женском роде. И как показывает прочтение материалов портала, потенциал у процесса феминизации языка есть.

А вот на KYKY.org феминитивы если не в немилости, то редки. И часто становятся объектом насмешек. Вот тут, например, на тему их употребления едко шутят:

Анна Перова, журналистка портала, рассказала о своем отношении к феминитивам и о том, как на них реагируют в редакции KYKY.org:

«Скажу честно: темой феминизма я не сильно интересуюсь, несмотря на то, что его нерадикальные ценности в принципе разделяю и исповедую. У меня нет потребности читать фем-паблики и ныть о том, что мои возможности ущемляются из-за наличия вагины. Я свято верю, что как себя поставишь, так к тебе и отнесутся, а если кто-то идиот, то нечего тратить на него время. Так что про феминитивы могу сказать одно: они меня раздражают.

К счастью, в редакции, где я работаю, проблем с этим нет. Писать «авторка» никто не заставляет, более того – никто не хочет себя так именовать, в том числе я. Если герой интервью настаивает, чтобы его называли не иначе как феминитивом – окей, no problem. Но по своей инициативе мы такого писать не будем.

Среди моих друзей немало девушек, ратующих за использование феминитивов, терпимость к ЛГБТ-сообществу – это все обычно идет в комплексе, я заметила. Стараюсь с ними от этих тем воздерживаться, хоть и не всегда получается. Мне никак не понять, почему образованной девушке в нашей стране важнее, чтобы ее называли «авторкой», а не проблема 22-летней власти Лукашенко. Мне больше дискомфорта доставляет это, чем эфемерная борьба непонятно за что.

Так как я неровно дышу к лингвистике и потратила немало времени на образование в этой области, то еще подойду к вопросу с этой точки зрения. Главный аргумент сторонников феминитивов в том, что язык живой и меняется, поэтому нет ничего странного в его трансформациях. Да, язык живой, но нормы, меняющиеся насильно, стремительно и радикально, – это не то, что стоит отнести к естественной трансформации.

Норму по «кофе» и то скорее можно отнести к натуральным: люди на протяжении долго времени говорили так сами по себе. Хотя я убеждена, что это все от безграмотности и менять норму в угоду людям, неспособным выучить язык, – это крах репутации лингвистики как науки. Феминитивы еще хуже: их навязывают фем-сообщества и фем-СМИ, желая, чтобы люди начали их употреблять. А так не бывает. Зато обратите внимание на слово «компьютер», полностью скалькированное из английского, но при этом органично вписавшегося в русскую лексику. Вот это – живая трансформация. Придет время – и, кто знает, может быть, феминитивы войдут в обиход 100% русскоговорящих. Для этого должна произойти мощная предпосылка и пройти время. То, что сейчас я даю комментарий на эту тему, уже доказывает неорганичность прихода фем-форм в русский язык: было бы все естественно, мы бы не дискутировали.

У людей возникает защитная реакция, и это нормально. Да что там: у языка возникает защитная реакция. Редакторка, авторка – еще куда ни шло, но как образовать феминитив от слова «хирург»? Понятно, что формы женского рода здесь нет, потому что ранее врачами работали только мужчины. И что? Сейчас есть миллионы замечательных женщин-врачей, которым это не помешало построить карьеру. Язык – часть культуры, в нем отражена история, ментальность народа. А кто-то хочет это отражение изменить моментально.

К тому же мы привыкли воспринимать суффикс -к- как образующий уменьшительно-ласкательную форму слова. Это приоритетное значение данной морфемы. Кухня – кухонька, дверь – дверка и так далее. Поэтому, когда люди видят пару «редактор – редакторка», у них возникает прямая ассоциация: редакторка – это маленький редактор. По-моему, звучит еще более унизительно для женщины, чем использование слова «редактор». По крайней мере, это мое восприятие – возможно, часть людей лишена этого ассоциативного ряда».

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ТАК ЛИ УЖ НЕ ВАЖНЫ СЛОВА?

Тут стоит обратиться к социолингвистике. В социолингвистике язык изучается в связи с социальными условиями существования. Конечной целью анализа является выявление социальных норм, детерминирующих речевое поведение. Проще говоря, социолингвистика изучает связь языка с нашей повседневной жизнью, ее нормами и неписаными законами, традициями и особенностями менталитета. Когда мы говорим о феминитивах как о способе преодолеть реальную дискриминацию в поле языка, важен именно социолингвистический подход. Если речь о социальном и языковом, то нужно пользоваться знаниями той науки, которая изучает социальное и языковое, выявляет связи между языком и мышлением индивидов, установлением и передачей ценностей групп и обществ.

Гипотеза Сепира-Уорфа относится к той связи, которая существует между языком и нашим мышлением. Эдвард Сепир и Бенджамин Уорф изучали эту связь по-отдельности, но пришли к сходным выводам: язык определяет то, как мы думаем.

У гипотезы есть две версии:

Строгая версия гласит, что язык определяет мышление, и, соответственно, лингвистические категории ограничивают и определяют когнитивные категории. Это значит, что то, каким является язык, выстраивает рамку для наших возможностей что-то осознать и помыслить. Наша свобода мысли условна, потому что мы испытываем влияние того, что на символическом уровне «спрятано» в языке.

Мягкая версия утверждает, что мышление наряду с лингвистическими категориями определяется влиянием традиций и некоторыми видами неязыкового поведения. Эта версия также говорит о том, что язык влияет на то, как мы мыслим, однако не он один определяет границы нашей свободы: есть еще культурные традиции, нормы и прочие социальные вещи.

Андроцентризм в языке мешает репрезентации достижений женщин, превращая разнополое сообщество в исключительно мужское.

Язык не только отражает нормы и традиции, но и закрепляет их в новых поколениях: мы привыкли осваивать язык, не сомневаясь в нем, и поэтому конструкции «выйти замуж за» и «жениться на», выражающие неравные отношения мужчины и женщины, не вызывают у нас недоумения. Мы запоминаем их, и вкупе с наблюдениями за миром, где полы, посуду и унитазы моют практически исключительно женщины, это создает ту консервативность ума, которая не видит иных вариантов распределения работы и власти.

Тексты не станут превращаться в скучную бессмыслицу, если мы начнем говорить корректно. К тому же, некоторые филологини и филологи убеждены, что феминитивы – это именно то, по чему русский язык истосковался.

ФЕМИНИТИВЫ - ТО, ПО ЧЕМУ РУССКИЙ ЯЗЫК ИСТОСКОВАЛСЯ

Чингиз Полетаев, студент филфака СпбГУ (специальность «русский язык и литература») и квир-активист, комментирует вопрос с точки зрения языка и движений за права:

«Я сильно интересуюсь темой феминизма. Я искренне считаю, что люди, которые создают, администрируют и курируют фем-паблики, делают очень большую работу, помогая многим пересмотреть навязанные взгляды и иначе оценить собственную жизнь и возможности. Эту (чаще всего безвозмездную) работу нельзя не ценить по достоинству.

Глупо считать, что в наше время и в нашем обществе ко всем относятся одинаково. К сожалению, «людей с вагиной» всё ещё угнетают, а об одинаковой стартовой площадке для всех, независимо от их половых органов, внешнего вида и сексуальной ориентации, можно только мечтать. Дурак тот человек, который не видит изначального неравенства, построенного на системе привилегий, и полагает, что люди существуют в вакууме или на одинаковой плоской поверхности.

Говорить о том, что мысли о феминитивах глупы, так как более важные проблемы не решены — то же самое, что заявить «почему вы сидите в ваших редакциях, барах и лофтах, когда заводы стоят?», «зачем волноваться о выборах в Беларуси, когда в Африке дети голодают?», «вас изнасиловали, а где-то геноцид производят», — это стандартное обесценивание, которое следовало бы рефлексировать чуть тщательнее. Не существует неважных проблем.

Как практически дипломированный лингвист хочу сказать, что идея внести в язык феминитивы мне близка и понятна. Так вышло, что живое изменение языка – это не всегда естественные процессы, длящиеся по сотне лет. Был такой человек Ломоносов, который лично придумал кучу слов (типа «материя»), которых до него не существовало, но — ой, смотрите — мы всё-таки их используем. Жили на свете Шишков и Карамзин, которые также активно изменяли язык — и их стараниями он обогатился. Иногда изменение языка — долгий процесс, в котором участвуют все. Иногда — это революция, происходящая в том числе благодаря одному человеку. 18 век пестрит подобными примерами.

Не существует лингвистических предпосылок, мешающих феминитивам входить в русский язык и активно образовываться после. В словацком языке существует продуктивная система суффиксации: от каждого названия профессии мужского рода образуется слово женского благодаря многим суффиксам. Русский язык, как флективный, вполне может выработать подобную систему.

Кроме того, отсутствие феминитивов сейчас — это крупная языковая прореха, что доказывается фактами. Сочетания типа «наша редактор» не проходят по падежной парадигме (мы не можем сказать «нашей редактору»), и для языка это дырка, которую необходимо залатать. Здесь вопрос уже не в «нравятся-не нравятся феминитивы», а в языковой недостаточности, которая всегда естественно сглаживается с течением времени. Разработка системы феминитивов может послужить той нитью, которая сделает систему наименований продуктивной и целостной.

Идея называть всё, что как-то связано с женщинами, унизительным, к сожалению, не нова, однако, ассоциации всегда бывают крайне субъективны (подобные «унизительно-уменьшительные» у меня, например, отсутствуют), всё зависит от того наполнения, которое вкладывают в слово, и как его используют. Нет нужды уточнять, что «дверь» и «хирург» — это слова из разных семантических полей в принципе, поэтому суффиксы «к», будучи идентичными по звучанию, различны по своей семантике.

Конечно, никто не начнёт употреблять феминитивы через неделю на всём русскоязычном пространстве, но чем больше людей будет понимать, зачем это нужно, и, следовательно, их употреблять, тем скорее это станет возможной реальностью.

На случай комментариев «вот в английском», хотелось бы уточнить, что английский — это агглютинативный язык, в котором отсутствуют родовые окончания и развитая падежная система, как в русском.

Трансфеминистка Яна Кирей-Ситникова пишет о проблеме невидимости женщин в языке следующее:

«Феминистский лингвистический активизм основывается на теории языкового сексизма, которая утверждает, что «женщины» недостаточно представлены в языке (языковое исключение) либо представлены в негативном свете.

«Мужской» род — это род по умолчанию, следовательно, когда нет контекста, доказывающего обратное, подразумевается он.

Что касается мужского рода по умолчанию, то это явление обычно связывают с представлением о том, что «мужчина» – это человек по умолчанию (это иногда называют идеологией MAN = male as norm), тогда как «женщина» – это «отклонение» от «нормы».

Мой ответ таков: изменение языка является не столько самоцелью, сколько средством поднятия проблем сексизма в обществе. Пока между «женским» родом и положением «женщин» существует символическая связь, изменение одного можно использовать, чтобы пытаться изменить другое».

ИТОГО

Сложно сказать, как изменится ситуация с феминитивами с течением времени. Смогут ли они стать будничным явлением или останутся маргинальными словечками особо неравнодушных к проблеме гендерного неравенства? Ответственность за будущее языка на каждой и каждом. Даже если область вашей профессиональной деятельности не связана с медиа, вы можете стать героинями и героями публикаций – и говорить о женщинах «женскими» словами.

Как мы видим, журналистки и журналисты не очень-то против таких лингвистических революций.

Авторка: Дарья Трайден
Mediakritika.by благодарит журнал MAKEOUT за помощь при подготовке материала

Взято отсюда: http://mediakritika.by/article/4099/uslozhnenie-ili-osvobozhdenie-zachem-menyat-yazyk-i-chto-iz-etogo-vyydet