• Литнет
• Литературные блоги
• Творческое самовыражение в культуре насилия

Творческое самовыражение в культуре насилия

Свободного творческого самовыражения в культуре насилия нет и быть не может. Так как в культуре насилия действует запрет на свободное мышление — свободное мышление опровергает саму суть насильственной иерархии, молчание, смирение, отказ от недовольства и вопросов — литература находится в бедственном положении.

Любое свободомыслие, поиск нового стиля, нового языка, новых образов и построения сюжета отрицается, запрещается и подвергается преследованию. Хотя официального запрета на поиски «нового звука» в литературе нет, работы, отличающиеся от того образца, который считается в культуре насилия приемлемым, осуждаются, высмеиваются, авторки подвергаются притеснениям и оскорблениям.

Из-за запрета на свободомыслие в культуре насилия читательницы практически лишены собственного мнения: свободный выбор заменяет общественное одобрение и/или осуждение. Если общество, по причине своей малой осведомленности, считает такие-то и такие-то стилистические либо сюжетные приемы, широко известные за его пределами, но не принятые именно в нем, ошибками, значит, читательница будет автоматически считать все, что в тексте ей не знакомо, ошибками.

Ирония и сарказм в классическом понимании оказываются непонятны для носителей культуры насилия потому, что, зачастую, требуют не только свободомыслия, но и определенной тонкости восприятия, проявлять которую в условиях культуры насилия не только предосудительно, но и опасно.

Текст воспринимается на уровне информационного блока, который либо соответствует узкоспециализированным рамкам «насильственной цензуры», отражает иерархическую идеологию, создает героя, оперирующего знакомыми понятиями насилия и подавления, с которым читатель может отождествлять себя, и тогда этот текст признается читаемым; либо не создает, и тогда текст считается плохим, неправильным, ошибочным.

Участь авторок в культуре насилия незавидна. В умах обывателей писательница всегда стоит на ступеньку ниже, чем писатель, т.к. принадлежит к социальной группе, промаркированной, как жертвы. Из-за того, что в культуре насилия нет ничего страшнее, чем быть жертвой, предполагается, что писательница постарается компенсировать свою «неполноценность» (ей запрещено применять насилие к другим, только терпеть, что за потеря) идентификацией с героем-насильником и ультранасилием в текстах.

Склонность к описанию чувств и глубокому психологическому анализу героев не считается «трудом» женщины-писательницы, так же, как и внимание, уделяемое любовным линиям: по мнению обывателей, все женщины от рождения наделены способностью к описанию чувств, поэтому описание чувств женщиной нельзя считать ни работой, ни трудом. Женщина-писательница может доказать свою ценность только через графичное описание сцен насилия и дегуманизацию героев, которые обществом с развитой культурой насилия скорее будут восприняты, как сверхлюди, чем как антагонисты.

Женщина-писательница также подвергается негласному запрету на описание сильных героинь, потому что сильная героиня в ее исполнении подвергнется критике за нереалистичность. В то время, как мужчины-писатели на постоянной основе создают сильных, могущественных и харизматичных героев, которые принимаются обывателями, как данность, женщины, пишущие о сильных и харизматичных героинях, подвергаются насмешкам и оскорблениям, обвинениям в компенсации комплексов или неумении писать.

Женщина-писательница, выбирающая говорить о нравственности и гуманизме, воспринимается не как человек, говорящий с читательницей о жизненной позиции. Чаще всего она встречает снисходительное отношение аудитории, готовой объяснить ее убеждения «бабской глупостью», «женской натурой», «овуляцией» и «пмс», причем подобная критика произведений женщины-писательницы считается адекватной и приемлемой.

Женщина, в условиях культуры насилия совершающая выбор писать, и писать о том, о чем она действительно хочет, совершает настоящий подвиг. Так же, как и в примере с феминитивами: самый, казалось бы, безобидный способ самовыражения, который, по идее, не должен привлечь пристального внимания «полиции насильственных нравов», вызывает жаркие и гневные споры, особенно если женщина не просто пишет о сильных героинях, но и заявляет о том, что писать о сильных героинях — ее позиция.

Общество культуры насилия атакует ее. Цель атаки — призвать писательницу к порядку через соответствие социальным нормам, принятым в культуре насилия. Молчать, не заявлять о себе, не отстаивать себя, не иметь мнения, отличающегося от общепринятого, принимать насилие над собой, как данность, никогда не пытаться защищаться, изменять в работах все, что захочет аудитория, по первому слову и никогда не ценить свой труд и свою работу — этого в культуре насилия женщинам не разрешено: ни в литературе, ни где-либо еще.

Люди, выросшие в культуре насилия и никогда не подвергавшие ее критическому переосмыслению, будут поражены и шокированы подобным поведением. Женщина, принадлежащая к социальной группе жертв и имеющая собственное мнение, не принимающая социальный контракт на непротивление насилию, на право других на насилие над собой, желающая при этом писать о женщинах, потому что она считает, что женщины слишком мало представлены в литературе — это вызов, который культура насилия не прощает никому. 

(http://www.diary.ru/~wtf-kombat2016/p207970234.htm)