Было, есть, будет

Было, есть, будет

Мне девять. Я не знаю, что такое боль. Нет, у меня иногда обидно ноют разбитые коленки или ссаженные ладошки, но эта боль быстро и легко проходит. Забывается уже через час; а зацепишь струп – шикнешь с досадой и дальше гулять, бежать, мчаться, лететь наперегонки с летом. 
Мне девятнадцать. Я не знаю, что такое любовь. Гляжу на мир и не понимаю, почему он так вдруг изменился. Что все они, сумасшедшие, ищут в других? Ходят за ручку, заглядывают в глаза друг и другу – будто там целый мир. Мне же в чужих глазах видно лишь себя. Впрочем, лето все еще со мной. 
Мне двадцать девять. Я не знаю, что такое богатство. И от этого я злюсь, потому что мне завидно. А раньше я и не думал, что способен на такое. Оказалось, что как человеку мне грош цена. Куцый грошик, медная монета, горечь во рту. На него можно купить только пару летних дней. 
Мне тридцать девять. Я не знаю, что такое покой. Меня тревожит все: будет ли дождь? брать зонт? или обойтись курткой? Я сомневаюсь во всем, а главное – в себе. И с каждым днем тяжелее верить, что жизнь не потрачена впустую, что в ней еще осталось местечко для меня. Может быть, лето поможет измениться. 
Мне сорок девять. Я не знаю, что такое сочувствие. Мне нет дела до других, что бы в них не крылось – ад или рай. Я не успеваю: время просыпается из горстей, хоть и стараюсь удержать, – мне отсчитаны тысячи дней, но они же закончатся. Другие идут вперед, а я ковыляю. И только лето по-прежнему утешает. 
Мне пятьдесят девять. Я не знаю, что такое здоровье. Каждый день начинается с таблеток, без которых я разваливаюсь на части. Я могу обсуждать преимущества индийских фармацевтов и цены в городских аптеках, я знаю, что такое ортез и бандаж, и могу сам себе ставить уколы. Моя кожа мне велика – я съеживаюсь от холода. Даже лето не всегда может согреть кровь. 
Мне шестьдесят девять. Я не знаю, что такое память. Теперь внутри моей головы лишь два альбома с фотографиями. Один, тяжелый и бархатный, я листаю каждый день – там мама, моя первая любовь и дети. Второй хранится где-то далеко, так что по пути за ним я устаю и сдаюсь – в другой раз посмотрю. Теперь я почти все время сижу и смотрю в окно, но не вижу ничего, потому что на самом деле я перелистываю альбом с фотографиями в своей голове. И только летняя суета на шумной улице способна оторвать меня от воспоминаний. 
Мне было девять – девять дней. Я знал всё. Боль, любовь, богатство, покой, сочувствие, здоровье, память – это только слова. А я просто жил. Жил так, как получалось, но чаще изводил себя глупыми мыслями. Тратил себя и других не на то и жалел об этом. Но было лето – была высокая трава, а в ней желтые огоньки одуванчиков и любопытные котята; был гамак в саду и ленивое жужжание шмелей, запах абрикосового варенья, что варилось в тазу в летней кухне; было хорошо и грустно, потому что в любом, даже самом счастливом начале виден конец. 
Все это было. А я – буду.