Гость с холодной душой

Гость с холодной душой

Стук в дверь, дробный и негромкий, захочешь — и не услышишь, разбудил Алексея посреди ночи.

— Не открывай, — сонно попросила жена без особой надежды. И отвернулась к стене. Алексей скользнул взглядом по худеньким плечам, торчащим из-под ночной рубахи, и вздохнул. Говорить ничего не стал. Алена и без его слов знала, что он по-другому не может. Кто еще поможет людям, если не он. Или он зря учился в семинарии? Напрасно вернулся домой? Нет. Не мог Алексей иначе.

Дверь отпер быстро, не спрашивая, кто там. Батюшке даже на окраине городища бояться нечего. Чай, нечисть через стену не переберется, а дурной люд побоится. И не только гнев накликать — нехристей в окрестных весях и погостах еще было немало, но и тяжелой руки молодого священника.

На пороге стояла баба. Ну как баба. Молодуха еще. Волосы тщательно спрятаны под пестрым теплым платком, сейчас густо припорошенным снегом. Заснежены и густые красивые брови, а вот лицо худое. Все острое, бледное. И как только хозяин такую в дом взял. Алексей привычно прогнал гнилую мысль. Все-таки молод он еще, нет-нет да и искусится, подумает дурное. Чай, его Алена тоже телом пока не пышна. Не похожа на попадью. Пока еще в тело доброе войдет и хлеб украдкой прятать перестанет.

— Что случилось? — коротко спросил он, сторонясь и пропуская бабу в сени. — Помер кто или родился?

— Да неужто мы тогда бы до оттепели не дотерпели, — нервно оскалилась баба. Пригладила по привычке платок, видать, недавно косы спрятала, и сухо представилась: — Бажена я, батюшка. Из села Выдубичи. Зима лютует, помощь нам требуется.

— Выдубичи? — повторил Алексей, прикинув расстояние до села. — Волки?

Баба скуксилась и затеребила озябшими пальцами платок.

— Да уж лучше бы волки, — выдохнула она.

За спиной стукнула дверь. Алексей не обернулся, он и без того знал, что увидит. Жена принесла горячий травяной отвар. Самое то, что надо и ему со сна, и бабе с тяжелой дороги. Но покорность эта напускная. Как откроет Алена рот…

— Не ходи, батюшка, — начала она, долго и ждать не пришлось. — Нечисть в Выдубичах, сердцем чую. Пусть князь своих посылает.

— Не пошлет князь, — покачал он головой, искоса глянув на Бажену. Та молчала, только жевала губу, того гляди до крови разгрызет! — Дружина на границе, да и не связываются они с таким. Вот кабы волки…

— Волки тоже есть, — нехотя отозвалась гостья, грея руки о глиняную кружку. Она бросила взгляд на дверь, и столько в этом взгляде было намешано — и страх, и боль, и запоздалое понимание того, что она пережила, не попавшись по дороге волкам или лихим людям, — что Левонтий поспешно начал собираться.

— Не ходи, родимый, — расплакалась Алена. — Нутром чую, слово Божье там не поможет!

— Типун тебе на язык, — ощерилась Бажена и, тотчас опомнившись, тише добавила: — Матушка.

Алексей только хмыкнул. Его Алена была моложе этой бабы и на матушку пока походила слабо. Да только и он был не из тех попов, что приживались в самой середке города, поближе к князю, подалее от простых погостов.

Дерзость жены его не разозлила, но давать слабину и позволять ей умолять дальше он не мог. Несмотря на молодость, Алексей уже хорошо знал хитрое женское племя и не желал, чтобы от “родимого” Алена перешла к такому нежному и постыдному “касатик” или “жизнь моя”. Негоже Бажене это слышать.

— Тебе ли не знать, что я не только одним Божьим словом управляюсь? — нарочито грубо спросил он. — Не тебя ли мне пришлось от болотника спасать?

Сказал и язык прикусил. Плохая эта была тема, нечестно он поступил. Вот и Алена вся с лица спала, хорошо хоть кувшин с горячим не уронила.

Против воли Алексей будто снова оказался там. Два года назад, аккурат в середине лета он поехал в Микулин починок. Такая же баба, как Бажена, позвала его. Кто-то изводил скот, да и люди начали пропадать.

Алексей был еще совсем неопытным, едва после семинарии. Еще верил в силу слова и креста. Он и сейчас в них верил неистово, только не меньше он верил в то, что крепкий ухват да острый топор слову Божьему не помеха, а самая настоящая помощь. И с тем самым топором, каким сильно ранил болотника, он больше не расставался.

Тогда он почти опоздал. Пока рыскал по дворам в поиске крестов и иконок — в бедном починке, сейчас самому смешно! Пока расспрашивал нелюдимых жителей… Он опоздал, и Алена осталась сиротой. Но он успел вытащить из болота ее саму, хоть и пришлось залезть в жирную жижу по пояс и на собственных ногах почувствовать скользкие, гадкие щупальца болотного царя. Мать утопла в болоте раньше, а обезумевший от горя отец сам бросился в болото на глазах у Алены.

Из Микулина починка Алексей уезжал с тяжелым сердцем и благодарностями жителей. А еще с Аленой. Онемевшая девушка разговорилась нескоро, и даже спустя время не выходила на улицу в дождь, когда под ногами сочно чавкала грязь. Как-то само собой вышло, что они обвенчались той же осенью, на Покров.

Тем временем Алена пришла в себя. Кровь снова прилила к лицу, и глаза перестали казаться тусклыми и неживыми.

— Хорошо, — пошла она на попятный. — Только обязательно возвращайся.

Она недолго прятала глаза, не в ее это было характере.

— Обязательно, — глухо повторила она, словно заклиная. И положила руку на живот. — Сын у тебя будет. Чую.

Не будь Алексей священником, выругался бы, как ругался отец на его памяти. Вот дура баба, ну кто о таком так говорит? А сам только кивнул. Накинул дубленую одежу, крепко стянул наручи.

— А как же одеяние твое, батюшка? — не удержалась Бажена.

— В нем неудобно от волков отбиваться, да от нежити, — только и бросил Алексей. — Приходи по весне в город, Бажена. На Пасху я при полном одеянии буду.

Прикусила баба язык и первая ринулась из дома. Поскорее, пока Алена не уговорила до утра погодить, а то и вовсе до весны.