Когда боги смеются (отмеченные богами)

Часть 1. Глава 1

ЧЕРНОВИК (книга не новая! вычитывается, переписывается)
По завершении текст будет перезалит и станет платным.

Весна в этом году пришла рано, с капелью, с криками перелетных птиц, возвращавшихся домой из теплых краев. Снег стремительно таял под солнечными лучами, но по ночам ещё ощущалось холодное дыхание зимы. Иногда, словно не желая уступать теплу и весне, она стучалась в дома последними морозами. По-хозяйски рисовала на окнах причудливые узоры и заковывала берега реки в белые доспехи. В те дни небо все еще отличалось той глубокой, насыщенной синевой, каким оно бывает только зимой. Но все же изменения уже ощущались в пролетевшем теплом ветерке, в подтаявшей корке наста, хрустящей под ногой, и в пробивающейся из-под снега нежной зелени травы да яркого первоцвета на прогалинах в лесу. Даже птицы, молчавшие всю зиму, и те словно пробудились от долгого сна, заливаясь на все голоса тонкими трелями, приветствуя, приманивая долгожданное тепло.

В тот год я как никогда ждала весны. Я всегда была неравнодушна к заснеженным холмам и долинам. Но зима казалась мне просто сном в ожидании долгожданного пробуждения. И когда выдавалось свободное время, я убегала в лес. Туда, где любила смотреть, как просыпаются деревья и оживают ручьи, как распеваются на все голоса лесные обитатели, невидимые для неопытного глаза.

Мне нравилось высматривать в переплетении ветвей маленького серого воробья, едва различимого на фоне серой коры. Или желтогрудую синицу, деловито копошащуюся в ворохе прошлогодних листьев, показавшихся из-под снега, в надежде отыскать пропитание. Я всегда оставляла птицам припасенные со стола крошки и любила кормить пернатых, глядя на которых чувствовала себя по-настоящему свободной, забывая о том, кто я и кому принадлежу.

Правда, в последние дни редко получалось выбраться из дома. В имении готовились к свадьбе. Замуж выходила старшая дочь хозяина и со дня на день мы ожидали прибытия жениха с его семьей и родственниками. Многие служанки, и я в их числе, открывали спальни, проветривали комнаты, долго стоявшие закрытыми, перестилали постели, вытирали пыль, мыли окна и полы весь день напролет.

Имение было разбито у полноводной реки, по которой ходили торговые корабли. Оно было довольно большим и богатым, но только треть его использовалась по назначению. Верхние этажи заполнялись лишь когда приезжали гости или родные купца, что случалось крайне редко.

Дочь хозяина Марена была редкая красавица. Белокожая, с густыми косами цвета спелой пшеницы, пышногрудая, синеглазая, ладная, как говаривали про нее в имении. Порой невольно сравнивая нас, я понимала, что преимущества совсем не в мою пользу. Девка я была тощая и все мое богатство составляла коса, темная да тугая, спадавшая ниже талии.

Я хорошо помню, как попала в дом купца Стиса, отца Марены. Мне тогда едва исполнилось пять. Матушка ушла к предкам на небо, а своего отца я никогда и знать не знала. Родственники быстро отдали меня в услужение ближайшему богачу, потому что сами были не в силах прокормить меня или просто им был не нужен довесок к своим пятерым сорванцам. Я не обижалась на них за это. Каждый живет и выживает как может. Поэтому слезы лить не стала. Упрашивать, чтобы не отдавали чужим людям, тоже. Тетка тогда головой лишь покачала, да сказала, что характер у меня, не приведи боги. А я молча вздохнула и позволила отвести себя в богатое имение купца Стиса.

Жилось мне там не то, чтобы хорошо, но и не плохо. Меня не обижали напрасно, правда, платили мало, но зато не надо было тратиться на жилье и пропитание. Маленькой девочкой я пасла гусей, когда подросла, меня определили на кухню помогать кухаркам. Теперь же, когда из-за приезда гостей в доме не хватало рук, я была на подхвате там, где придется и была то уборщицей, то прачкой, то поварихой.

В тот день, когда я первой увидела приближающихся всадников, все и началось. Казалось, день был как день. До свадьбы Марены оставалось всего ничего. Я и помыслить не могла, какими важными окажутся последующие события и как сильно они изменят мою жизнь.

Стоя на широком подоконнике, я мыла слюдяное окно, гордость хозяина, сменившего на слюду привычный бычий пузырь, и тут невольно бросила взгляд вдаль, где появились несколько всадников. Спрыгнув на пол, я крикнула Румяна - девушке, вместе с которой мы готовили спальню для родителей жениха, по хвастливым и довольным словам Марены, зажиточным людям:

- Гляди-ка, гляди! Кажись, едут гости!

- Да неужто? - Румяна ловко подскочила к окну, с любопытством выглянула наружу. – Вона, как несутся, аж пыль столбом!

- Какая пыль? – рассмеялась я. – Грязь вокруг. Она и летит из-под копыт.

Румяна мои слова будто и не слышала. Облокотившись на подоконник, она посмотрела вдаль и мечтательно произнесла:

- Я бы так хотела увидеть жениха! Говорят, он такой красавец, каких поискать! Ох и повезло же нашей Маренке!

- Еще наглядишься, - улыбнувшись, сказала я. – Праздник-то не один день чай длиться будет. Вон как хозяин готовится.

- Неужто тебе не интересно? - Румяна посмотрела на меня, удивленно вскинув брови.

Я пожала плечами. Мне, конечно, было любопытно, но не более. Мне до него какое дело, ежели он уже чужой жених? Вот приедет, погляжу, как и все.

Слухи о нем трезвонили, будто он, помимо красоты, был еще и храбрым воином, водившим свою дружину в набеги. Вернее всего, что правдой это было. Не стал бы Стис старшую свою да любимую дочь абы за кого отдавать. Не для того он растил ее и лелеял, будто нежный цветок.

- Румяна, хватит глаза таращить. Толку от того никакого. А вот не успеем комнату подготовить, получим от хозяина не щедрую прибавку, а розгами по ногам. Сама знаешь, как он порадовать гостей желает! Так что давай, работай.

Румяна вздохнула, бросила еще один быстрый взгляд в окно, а затем поплелась к ведру с водой.

Забравшись обратно на подоконник, я домыла окно и бросила мимолетный взгляд на приближающихся всадников. Они подъехали уже достаточно близко, чтобы я смогла их рассмотреть. Они были одетые в легкие кожаные доспехи. Кони под ними гарцевали добрые. За любого такого на базаре золотой дадут и глазом не моргнут. А значит, не врали слухи. Богатым был жених купеческой дочери.