Наберу

Наберу

Я открываю глаза и вижу пробивающийся через неплотно пригнанные доски вагона голубой свет.

Это вагон-теплушка.

Свет медленно движется, словно мы проезжаем вдоль вереницы телеграфных столбов. Вот мелькнуло что-то крупное и большое, возможно, строение. Какая-нибудь водонапорная башня. Я давно путешествую, я видел много водонапорных башен.

Я видел, как вокруг одной из них танцевали безглазые люди, а сама башня висела в воздухе. Хотя кого этим сейчас удивишь?

Я собирался остаться в том городке на зиму, но вместо этого посмотрел на безглазых танцоров, повернулся и залез в первый попавшийся состав. Он шел на юг. Хоть в этом повезло.

Я чувствую, как поезд замедляет ход. Кажется, скоро станция.

Не люблю станции. На них всегда что-то случается.

Поезд в последний раз дернулся, зашипели тормоза.

Дверь вдруг дернулась и с грохотом поехала в сторону. Голубой вечерний свет залил внутренности вагона.

Черт! Внутрь залетел рюкзак, за ним быстро забрался человечек.

Я успел вскочить и встать так, чтобы вошедший меня не сразу увидел. Неужели я попался? Дернуло же меня выбрать этот вагон!

Потом я разглядел рюкзак и успокоился.

Это такой же как я. Только совсем мальчишка. Бродяга поездов.

Поездатый бродяга, как шутил мой друг Веня.

Я видел, как его сожрал гигантский левиафан. Ожившее чудо оскалило зубы, наклонилось и проглотило Веню целиком.

Он так и не опустил руку с горящей зажигалкой. Словно Данко, сжимающий в ладони свое пылающее сердце.

Всегда смотри чуду в лицо. Прямо и смело.

Я скучаю по Вене. По его суховатому кашляющему смеху, словно он поперхнулся и его вот-вот вырвет. По его странным песням-акынкам. Веня пел про поезда. Про жизнь. Про счастье ехать, куда глаза глядят, и слушать, как стучат колеса.

Я мог бы ему позвонить.

Но я не позвоню.

Внутри меня привычно звякнуло.

- Эй, - позвал я. - Все хорошо.

Бродяга мгновенно обернулся, сверкнул глазами. Черт. Не подросток.

Это была девушка.

* * *

Ее звали Криста. И она, как и я, путешествовала поездами. Вернее, это она путешествовала, а я в них жил. Уже почти два года – делая паузу только на короткую зимовку в каком-нибудь городке. Но я не стал об этом рассказывать.

Таких, как мы, называют «тунеядцами» и «борзыми». Нас ловит милиция, кто-то из моих знакомых получил реальный срок. Не повезло. Но поезда – наша территория. Только нужно знать правильный поезд. Есть «дикие», которые принадлежат только сами себе. Некоторые из них опасны, как опасны хищники или змеи. А есть «ручные». И там опасна как раз линейная милиция.

- Какая книга? – спросила Криста.

Я пожал плечами, перелистнул страницу.

- Любая подойдет.

- Любая?

- Главное, чтобы в ней не было чуда.

Она подняла взгляд. И я снова поразился, какие у нее яркие голубые глаза. Словно тот самый свет сквозь стенки теплушки.

Я не знаю, почему ходят эти поезда.

Некоторые из них везут грузы. В других даже есть машинисты-люди. Третьи идут по воздуху. Эти самые страшные. Но и самые крутые.

- Ненавижу чудеса, - сказал я.

- А что ты тогда читаешь?

- «Аэропорт» Артура Хейли.

- И там нет чудес?

Я пожал плечами.

- Ну, только одно.

- Какое?

- Логика.

Криста посмотрела на меня, потом засмеялась.

Я так и не спросил, от кого она бежит. Мы, беглецы, очень аккуратны с вопросами. Потому что в ответ она могла спросить, от кого бегу я.

Она сказала:

- Почему ты не снимешь куртку? Здесь же жара, не продохнуть.

Я кивнул. Когда встает солнце, холодный вагон прогревается насквозь. И становится нечем дышать. Как в печке.

- Не хочу.

Криста пожала плечами. Как хочешь. Стянула олимпийку и осталась в одной футболке. Я посмотрел на Кристу — и у меня тут же взмокла спина.

Мокрая от пота белая футболка с символом Олимпиады. Многорукий олимпийский Мишка лукаво улыбался мне. Криста потянулась и улеглась на матрас, закинув тонкие руки за голову.

Кажется, я слишком давно не видел девушек.

- Есть хочешь? – спросил я.

Она покачала головой. Затем встала и начала бродить по вагону. Зарылась в какой-то ящик.

- Что там? – спросил я.

- Смотри сам.

Она повернулась, нажала кнопку. Щелк. Купол мгновенно возник из ничего. Инженерное чудо, которое поражает меня намного сильнее всяких арахнид и левиафанов.