Никогда больше

Хаотичные струи, разносимые в разные стороны режущим лицо и лёгкие ветром, бесконечно били по голове, а промокшее тело - в особенности ноги - кололо холодом. Впрочем, Аня, совершенно не обращая внимания на боль в лёгких, а тяжело дышала и щурилась не из-за ливня, а из-за слёз, то и дело наполняющих глаза. Молния на мгновение осветила ночное небо, покрытое мерзко-оранжеватыми, отражающими свет фонарей тучами. От одного их вида тошнило. Хотелось взять нож и разорвать их, а потом перерезать этому грёбаному небу горло, чтобы космическая пустота сожрала тут всё.

Аня остановилась и дрожащим кулаком резко ударила себя по лицу с такой силой, что случайно оказалась уже не на асфальтированной дороге, а в грязи. Две пятиэтажки смотрели на девочку равнодушными бледно-жёлтыми и тёмными глазами. Удар в живот. Нельзя. Нельзя. НЕЛЬЗЯ ТАК ДУМАТЬ. То, что Аня страдает, не даёт ей ни малейшего права даже мечтать о том, чтобы случилось что-то, что могло бы навредить другим. Шаг назад от второго удара вышел слишком смазанным и неосторожным. Грязь мерзко хлюпает, практически не смягчая боли от столкновения с землёй падения на спину.

Гремит гром. Аня раздирает горло и лёгкие криком, идущим из самой сути её существа. Прерывается на приступы кашля, трясётся, захлёбывается дождевой водой, жмурится от гудящей головы, но продолжает кричать, несмотря на то, что гром уже стих. Всё равно всем плевать. Нет никого. Нет ничего. Сегодня её последний друг просто вздёрнулся. Не выдержал, не смог. Просто оставил её здесь, со всем этим дерьмом. И уже ничего нельзя сделать. Просто ничего. Аня переворачивается на живот, наплевав на чистоту одежды, и резко бьёт кулаком по холодном грязи. Больно. Мерзко. Но Аня бьёт снова. Ещё. Ещё. Нет, она его не винит. Сама ведь не понаслышке знает, какого это - когда тебе настолько херово, что лучше лезть в петлю, чем в очередной раз пытаться что-то сделать. А вот те сволочи, которые смеют называть себя его родителями, наверняка его за это презирают. Они довели его до этого. И ничего им за это не будет. И некому даже рассказать об этом - родные-то родители наверняка встанут на их сторону. Ещё и пожалеют их, несчастных, что у них такой эгоистичный сын.

- НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ!

Крик резко обрывается. Сил совсем не осталось. Наверное, надо идти домой или остаться здесь, чтобы заболеть и сдохнуть от воспаления лёгких. Наверное, это идиотский максимализм. Наверное, за такое над ней стоит только посмеяться, если не побить хорошенько. Истерический смех самой Ани вырваться не смог - удалось лишь слабо усмехнуться, смотря в грязь. Какая мерзость. Сама она ничем не лучше этой грязи. Но сейчас это уже не имеет значение. Пусть её презирают, пусть смеются, как это делают отец и мать, плевать. Потому что так... больно. Хочется стошнить собственными внутренностями.

Внезапно Аня попыталась резко встать, но вышло лишь неловко отползти в сторону. Из грязи что-то на неё смотрело. Показалось? Нет. Даже в слабом освещении скрытых за стеной дождя фонарей было видно, как вокруг по грязи быстро расползлись тёмные глаза. Первая реакция - бежать. На асфальте ведь их нет, значит, там можно спастись!

Но...

Аня лишь устало поворачивается на спину и снова ложится в грязь и закрывает глаза.

- Да похуй. - севшим голосом говорит она, - Делай, что хочешь. Только побыстрее, пожалуйста. Хотя... Поебать. Как хочешь.

Сущность обволакивает постепенно. Кажется, с телом происходят какие-то изменения. В сознании неожиданно вспыхивает лёгкая искажённая эйфория, словно радость, разбитая на тысячи осколков.

Тебе больно, не так ли?

- Да. - шепчет Аня.

Твоё сознание пытается оградить тебя от боли, заперев её, отделив от тебя. Ты перестаёшь чувствовать страх. Тебе становится плевать на то, что в ином состоянии тебя бы сильно волновало или даже ужасало бы. Ты бежишь от страданий. Но, убегая от них, ты бежишь и от счастья. Пока ты не примешь всё, что ты не прожила, ты не сможешь быть счастливой. Но ты ведь уже и не веришь в счастье, ведь, если оно возможно, тебе будет ещё больнее, чем сейчас. Однако... Я могу помочь. Я заполню пустоты в твоём сознании, и боли больше не будет. Ты перестанешь быть собой в привычном понимании, но тебе станет гораздо легче. Тебе больше никогда не будет больно. Тебе больше никогда не будет одиноко.

Говорить сил уже не было.

"Я согласна."

Всплеск. Из грязи никто не поднялся. Осталось лишь перепачканная одежда с растёкшейся внутри грязью.