Одиночество вдвоем

Мне так тягостно просить тебя об этом. Мне невыносимо даже обратиться к тебе по имени. Мне намного проще было бы сейчас вступить в схватку с врагами, тысячей врагов, войти в школу, захваченную террористами, но только не просить тебя о чем-либо. Это невыносимо трудно.

Как я хочу, чтоб ты просто подошел ко мне. Прямо сейчас, пока я мою посуду. Пока стою вот так, в фартуке и перчатках, в полумраке кухни, пока журчит вода, а сквозь ее шум пробивается звук радио. Я хочу, чтоб ты просто подошел ко мне, тихо, чуть дыша, и обнял меня, сомкнув руки под фартуком и зарывшись губами в мои волосы. Я не смогла бы обернуться, потому что руки у меня мокрые, да еще и в перчатках, и в мойке еще гора посуды, и настроение у меня сейчас совсем не то… Я не смогла бы обнять тебя в ответ, но тебе этого и не надо, ты бы просто стоял так, обняв меня, вдыхая запах моих волос, нежно целуя в макушку. А потом я бы домыла посуду, вымыла руки, и мы пошли бы, протиснувшись в узком коридорчике сразу вдвоем, в комнату, чтоб включить телевизор, и стали дожидаться вечера, когда, уложив детей, мы погасим свет и останемся вдвоем…

Как я хочу, чтоб ты просто обнял меня. Как я тоскую по твоим рукам, теплым, крепким, не раз выручавшим меня, вовремя схватив и поддержав.

Как я хочу, чтоб ты просто протянул мне руку, обняв меня за плечи, или просто положил мне руку на бедро, когда мы уже легли в постель, но еще не спим, а обычно только делаем вид, что смотрим телевизор, потому что на самом деле мы просто ждем, кто же сделает сегодня первый шаг, кто, наконец, преодолеет эти невыносимые оковы стыда, что каждый раз мешают любить друг друга…

Как я хочу прижаться к тебе. Я закрываю глаза и чувствую, как моя щека касается твоей. Небритая, она пахнет одеколоном и сначала царапает меня, но уже через мгновение кожа горит и хочет еще смелых прикосновений, терпкого запаха на коже и смущенности в движениях. Я открываю глаза.

Как я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Сначала робко, словно ты спрашиваешь: «Ну, как?». Потом ты задержишься на мгновение, совсем приблизив свое лицо к моему, и, согрев мои губы своим дыханием, обнимешь мой рот своими губами, мягкими, настойчивыми, и твой язык осторожно скользнет в мой рот, ища поддержку у меня… Мне всегда нравилось, как ты целуешься. В твоей скромности и осторожности есть особое очарование, и это всегда возбуждало меня так, что я уже хотела скорее, скорее, а ты был нетороплив, обстоятелен, и к концу твоих поцелуев я уже покусывала твои губы, дрожа от желания, и ловила твой взгляд, чтоб только поторопить тебя…

Как трудно преодолеть себя. Как трудно преодолеть эти бесконечные пространства нашей необъятной постели, где среди высоких холмов подушек и одеял так незаметно прячемся мы. Как это трудно – поднять глаза, посмотреть на тебя, прижаться к тебе, к твоей горячей груди, провести рукой по темным курчавым волоскам и, прикрыв на мгновение глаза, ощутить тонкий запах твоего тела, отдающий мускатом.

Мне холодно. Мне очень холодно. Я с надеждой смотрю на тебя – ты устало прикрываешь глаза рукой, потягиваешься, не глядя, закрываешь книжку, швыряешь ее на пол и ложишься.

Как я хочу коснуться ее. Просто прикоснуться к твоей коже и, слегка погладив ее, смахнуть прилипшее перышко. На ней так явно отпечатался узор покрывала, что можно посчитать нити. Я так пристально рассматриваю его, что все вокруг окрашивается в ровный смуглый цвет, и я даже замечаю, как растут волоски на твоей коже. Ты лежишь ко мне спиной, и мне начинает казаться, что это вовсе не ты, а огромный горный отрог, возвышающийся надо мной. Я уже протягиваю руку, чтобы дотронуться до тебя, просто дотронуться и больше ничего, но ты тревожно вздрагиваешь во сне, и я испуганно прячу руку под одеяло. Здесь наконец-то стало тепло, а там, снаружи, у тебя, все еще зябко и страшно. Страшно, что ты проснешься. Страшно, что ты заметишь меня.

И я так хочу согреться, ложусь под одно одеяло, натягиваю другое, и все напрасно. Мне все так же холодно и одиноко. И слезы вновь наворачиваются на глаза, но плакать нельзя, потому что ты – рядом. Ты совсем рядом, стоит лишь протянуть руку, и ты – вот, но я медлю. Мои слезы тебя расстроят, огорчат, а я слишком люблю тебя, чтоб подвергать такой опасности. Я укрываюсь поплотнее и закрываю глаза.

Обжигая, слезы скатываются по замерзающим щекам.