Она родилась в день, когда выпало много снега

Она родилась в день, когда выпало много снега

Лев очень сильно любил девушку, которая родилась в день, когда выпало много снега.

Лев очень сильно любил эти небесно-голубые глаза, похожие на солнечный безоблачный день. Любил то, как она смотрела на него. Нежно, трепетно, с восхищением. Она всегда делала это с такой теплотой, словно отогревала замёрзшее за столько лет одиночества сердце. Её глаза светились – Лев мог поклясться, что с таким уважением и искренностью она смотрела только на него.

Лев очень сильно любил её губы. Бледные, тонкие, но такие тёплые и безумно мягкие. Любил целовать их, прикусывать, а после наблюдать за розовеющими щеками и стеснием, которое мешало ей сказать о том, как сильно она им дорожит. "Лиеффу, обними меня крепче и не отпускай!" — и каждый раз, когда она говорила эти слова, он не мог отвести взгляда от искусанных им же губ.

Лев очень сильно любил её голос. Любил игривые нотки, любил, когда она во время ссор кричала на него: "Лиеффу!", любил то, что она не могла правильно выговорить его имя, любил просыпаться ночью от шепота и признаний в любви, любил её хрипоту во время болезни, любил бормотание во сне и ворчание на утро.

Лев очень сильно любил её лицо. Миловидное, неестественно светлое и украшенное бледными веснушками. Их слишком много приходилось на щёки и небольшой слегка вздёрнутый носик. Любил проводить тыльной стороной ладони по ним, любил целовать каждый миллиметр этого благолепия. Любил этот маленький шрам в правой брови, любил эти белые реснички, подрагивающие во время сна. А ещё любил одну единственную родинку на её теле – на левом виске.

Лев очень сильно любил её смех. Такой задорный, чистый и яркий. Он всегда сравнивал его с колокольным звоном, разливающимся по комнате в воскресное утро и заполняющим собой всё пространство. А ещё этот смех имел целебные свойства – уж слишком хорошо он залечивал душевные раны. Он до безумия разный – во время просмотра комедийного фильма и прогулки с друзьями, а может, наедине, когда Лев стоял с ней на кухне и готовил завтрак, не отрывая взгляда от этой белоснежной красоты, сидящей на барной стойке. А потом любил слушать её хохотание, когда блинчик вновь подгорал и его приходилось выкидывать. И так могло уйти полтеста в мусорку.

Лев очень сильно любил её руки. Худые, с непропорционально длинными пальцами и короткими ноготками. Любил, когда она каждое утро перед работой завязывала ему галстук, потому что сам он так и не научился этому. Любил, когда её маленькая ладонь утопала в его – тогда её руки казались такими крошечными, что хотелось прижать её к себе и скрыть от всего мира. Но, несмотря на это, они дарили нежность и тепло. И дело не в кончиках пальцев, что всегда были ледяными, а в её прикосновениях – невесомых и почти что бесплотных, именно в этих фантомных касаниясь крылась вся тайна. Любил целовать запястья, когда во сне она обнимала его – делала всегда это так резко, едва стоило ночному кошмару напугать её. Он не спрашивал, что ей снилось – просто прижимал крепче к себе.

Лев очень сильно любил её волосы. Длинные, белые и постоянно вьющиеся. Любил, когда они неаккуратным и "мёртвым" узлом путались после сна, любил их расчёсывать, с такой нежностью выделяя каждую прядку, укладывая их на тонкие плечи. Любил эти кудри. Любил, когда эти волосы падали на постель, подушку, на него самого.

Лев очень сильно любил её сердце. Такое большое и доброе. Любил класть голову перед сном на её грудь и слушать этот стук. Любил, когда во время переживаний она демонстративно хваталась за сердце и шутила: "Лиеффу, оно вот-вот остановится!". Но парень знал – всё будет хорошо. Он знал это.

Лев очень сильно любил её привычки. Порой раздражающие и выводящие из себя, но он любил их. Пусть и не совсем понимал цель коллекционирования такого количества баночек в ванной или же огромное количество кружек на кухне. Он любил, когда во сне она по-хозяйски закидывала на него ногу и прижималась всем своим худым маленьким тельцем. Любил, когда вечером она садилась в позу лотоса около него и пилила и без того короткие ноготки.

Лев очень сильно любил воскресенье. Этот день они проводили только вдвоём – отключали телефоны, убирая их в специально сделанный для этого ящичек. Могли весь день проваляться в кровати, устраивая битву подушками, могли весь убираться, готовить или просто смотреть фильмы, уплетая свежеиспечённые ею сладости. Он любил подымать её на руки – ему казалось, что она весит как снежинка. Любил кружить с ней в танце на кухне под играющее радио, не отводя от неё взгляда.

Лев очень сильно любил её. Никаких слов не хватит, чтобы описать это чувство. Он любил всю её – каждое телодвижение, каждый жест, каждый её шаг, в котором так и скользила изящность. Любил её сонную по утрам, любил её ноющей, когда та не получала того, чего хочет. В основном это были поцелуи или объятия. Любил дразнить её, а потом прижимать к себе и зарываться носом в белоснежные волосы. Любил её тихое "Лиеффу", злобное и яростное "Лиеффу, совсем дурак?!"

Лев очень сильно хотел быть с ней всегда. Начиная с их знакомства и до самого конца. Хотел каждое утро встречать на одной кровати и подолгу смотреть на то, как подрагивают белые реснички, как она закусывает губу, а после открывает глаза. Хотел каждый день возвращаться домой, где его ждёт это снежное чудо с глазами, что светлее неба в морозный и безоблачный зимний день. Хотел оберегать её от невзгод окружающего мира, закрывая собой. Каждая секунда в этих объятиях была бесценной – в них и сам Лев чувствовал себя защищенным, а самое главное, нужным и любимым. В них чувствуешь себя хорошо, так же, как и дома. И он очень сильно хотел осчастливить её – услышать заветное и смущённое "Да", увидеть маленькое колечко на безымянном пальце и порозовевшие от смущения щёки.

Лев так много хотел.

Совсем скоро будет церемония прощания. И он обязан на ней быть. Соберутся все близкие люди. Лев наденет тот чёрный костюм, в котором должен был пойти на свадьбу. Расхлябисто завяжет тот галстук, который она ему так долго выбирала к этому пиджаку. Достанет туфли с верхней полки, купленные ею в каком-то "Риекер". А вместо этого торжества пойдёт на похороны.