Осколки на снегу

Глава 1. Столица Империи, город Темп, сентябрь

Утром, 1-го золотеня, в первый день нового года в вольном городе Межреченске, на окраине, возле заброшенного склада купцов Бахрушиных, у одноименного шоссе, случайным прохожим было обнаружено тело мужчины с признаками насильственной смерти. По непроверенным слухам, убиенный является бароном Винтеррайдером, служащим детского дома для беспризорных детей. Косвенно этот факт подтверждается тем, что на место происшествия выехал лично полицмейстер.

Столичный листок, вечерний выпуск, рубрика «Криминальные новости», первый день золотеня

В сводке криминальных новостей газеты «Столичный листок» была размещена информация о гражданине бароне Вольфраме Винтеррайдере, в коей его объявили убиенным. Обращаю ваше внимание, что указанное утверждение не соответствуют действительности. Следствие не располагает данными, позволяющими однозначно идентифицировать умершего.

Из срочного заявления полицмейстера вольного города Межреченск Прокопия Баранова, Столичный листок, утренний выпуск, второй день золотеня

Президиум совета вольного города Межреченска выражает искренние соболезнования родным и близким в связи с кончиной барона Вольфрама Винтеррайдера, безвременно ушедшего от нас из-за сердечного приступа. Светлая память об этом человеке навсегда останется в сердцах людей, которые его знали. Вместе с ними мы разделяем боль и горечь утраты…

Столичный листок, вечерний выпуск, третий день золотеня

… Стена была сера и уныла, а дверь желта и тоже как будто сера. Когда-то – лет сто назад – коридор этот тоскливый ровно красили серо-голубой краской и вкупе с белоснежными дверьми было здесь строго и благородно, как и положено быть в Присутственном месте. Ныне же Присутственное место не уважение к властям внушало, а бесконечную тоску. Да еще муха билась об пыльное стекло и жужжала уныло и назойливо: зря, зря, зря, все зря, зря, зря …

Волфганг моргнул. Он ли не Винтеррайдер? Признаться, спесь эту, когда-то привычную, давненько из него повыбили. Да и сейчас судейские чиновники смотрели сквозь него: барон Волфганг Винтеррайдер – брат убиенного Вольфрама Винтеррайдера? За дверью обождите, мы вас позовем.

Волфганг и сидел упорно под этими дверями, втайне жалея, что не работают старые батюшкины связи. Какое нелогичное чувство, однако. Но и судейские вели себя так, словно он, Ганг Винтеррайдер, снова пятнадцатилетний баронет, при виде которого знакомые переходят на другую сторону улицы.

Да, как батюшка впал в немилость при старом императоре, так все связи разом и оборвались. И ладно оборвались, но ведь нет, старые «друзья» дружно кинулись интриговать против прославленного воина и исследователя, так, как будто не ели и не пили на знаменитых балах и приемах в Третьем Замке, не занимали денег, забывая отдать, не жили в гостевых месяцами, как у себя дома.

В одночасье из богатого наследника, юного беззаботного студента, завидного жениха Ганг превратился в изгоя. Шепотки за спиной оказались еще хуже чужой лести, от которой когда-то и собственные губы казались липкими.

– Ты не привык еще, – посмеивался Вольфрам. Да, в тот год Ганг только начал вести светскую жизнь – первый сезон… Взволнованные дебютантки в нежных платьях, юные кавалеры в белых кителях, запах духов, тонкие перчатки, – как это было давно, как будто не с ним.

Втайне он мечтал быть самым блестящим кавалером на том, своем единственном, имперском балу. Вслух, горячась, доказывал Фраму, что хочет обычной жизнью жить, без лести и придворных обычаев, без золотой бляхи высокого рода, перед которой любой бы судейский стоял навытяжку и нынче.

Не стало золотой бляхи высокого рода. И, оказалось, что без бляхи да в опале жить в Империи никак невместно. А Ганг и не жил.

***

Судейский – легок на помине – встал перед надоедливым посетителем, и, задумчиво разглядывая муху, сказал:

– Бумаги будут готовы только завтра. Начальства нет, подписывать некому.

– Вчера, помнится, тоже никого не было, – Ганг поднялся легко и судейский с досадой подумал, что он в эти же годы такой легкостью в движениях похвастаться не может. Вслух же сказал:

– Начальство нам не докладывает. Завтра приходите.

Барон Винтеррайдер смотрел на судейского сверху и вряд ли узнавал студента нижней группы. Ну да, золотая молодежь, где ж им помнить простых смертных. Выдержав паузу, судейский выдохнул с неприязнью, которую не пытался скрыть:

– Вечером приходите. Не надо здесь сидеть весь день.

– Бумага, как понимаю, будет об отказе, – медленно произнес барон.

Чиновник пожал плечами и выразительно посмотрел в сторону выхода.

***

Солнце светило так, что, если бы не редкие желтые листья на еще зеленых кленах, Волфганг решил бы, что в империю пришла весна. Но нет, налетевший ветерок царапнул шею и Винтеррайдер поднял воротник куртки – хорошей дорогой куртки неприметного болотного цвета. Судейский тоскливо подумал, что ему такую мягкую текучую замшу никогда не носить и, зло дернув уголком рта, вернулся в кабинет.

Взгляд – зудящий, завистливый – пропал и барон оглянулся: длинное, облупленное здание присутствия снаружи было еще хуже, чем внутри.