Пионер, котенок и солнечный круг

1. Правильный воробей

Ничто так не портит тебе жизнь в детском саду, как хорошая память.

Все детство я, как проклятый, учил и рассказывал стихи, участвовал в куче чужих утренников, играл в сценках, плясал и даже учился вальсировать в тихий час. С девчонкой! Бездну моего падения не измерить, не осознать.

Часто, когда мои друзья собирали космический корабль из офигенного набора, меня вели, как на расстрел, в музыкальный зал. На занятия. Вот и в этот раз – стоило мне начать собирать "Аполлон" для стыковки с "Союзом", как... бум, бумм, бум.

Я услышал шаги командора.

Мое сердце замерло.

- Мне нужен Доронин и Оболенский, - сказала музыкальный руководитель (я не помню фамилий, поэтому наугад). Мы с Лешкой обменялись обреченными взглядами. Третий наш друг, очкарик и умник Серый, который впоследствии придумает игру о подводных чудовищах, ухмыльнулся. Он оставался в игре. Он прикрепил космонавта к тралу.

- А Паганель будет играть Кукушку, - добавила муз.руководитель.

Лицо Серого вытянулось.

Мы с Лешкой злорадно рассмеялись.

Справедливость – это не когда всем одинаково хорошо, а когда всем одинаково плохо.

Кстати, сценка, в которой мы должны были играть, тоже оказалась о справедливости.

История проста. Дано: скворечник. В нем живет Синичка (Лешка). Но прилетает злобный Кукушка (Серый) и выгоняет Синичку на улицу. А сам заселяется в скворечник. В общем, откровенный рейдерский захват с нанесением побоев и моральным унижением. Синичка горько плачет. Мимо летит Правильный Воробей (это я). Чего ты плачешь, Синичка? Вот такая фигня, брат Воробей, говорит Синичка. Помоги, ты ж старый опер. И Воробей берет нунчаки и идет разбираться с Кукушкой (ладно, про нунчаки я наврал).

- Выходи вон! - говорит Воробей и грозно машет крыльями на Кукушку. А потом еще как-то мощно морально воздействует на хулигана.

Кукушка в итоге пугается и улетает, посрамленный. Синичка возвращается в скворечник. Справедливость торжествует.

- Спасибо, храбрый друг Воробей, - говорит Синичка-Лешка. И его длинные, как у девчонки, светлые ресницы благодарно опускаются. А Воробей-без-имени улетает в сторону заходящего солнца. Конец.

В общем, трогательный момент. Муз.руководитель сама чуть не расплакалась от своего драматургического мастерства. Возможно, ей казалось, что это практически опера "Евгений Онегин", только Онегин и Ленский в последний момент бросают пистолеты в снег, обнимаются, поют баритоном и тенором, а потом идут ногами пинать Дантеса (ладно, тут я тоже наврал).

Мы пришли в музыкальный зал и начали репетировать.

Лешка все время забывал текст. Он вообще, узнав о своей роли, как-то поскучнел лицом, а потом даже сделал попытку взбунтоваться. Мол, лучше я буду играть Воробья или Кукушку, чем этого... Синичку.

Муз.руководитель внятно объяснила Лешке, что у каждого актера свое амплуа. И не дело пытаться влезть в чужие валенки (эту историю я тоже как-нибудь расскажу). Вот, посмотри на него (это про меня) – какая синичка с таким честным упрямым лицом Мальчиша-Кибальчиша? Такая синичка скорее удавится, чем сдаст родной скворечник буржуинам. Что это за история, в которой синичка три месяца скрывалась в развалинах скворечника, питалась комбикормом, а по ночам убивала кукушек SS? Точно не наша. А посмотри на этого (это про Серого) – он же вылитый профессор Мориарти! А надень очки – Паганель, что лучше, но тоже мимо образа синички. Его выгони из скворечника, он даже не заметит и пойдет классифицировать морских млекопитающих. Кому это надо?

Синичка должен быть трогательным, ранимым и лиричным. Чтобы зрители ему сочувствовали.

Лешка увял.

Он, конечно, не знал, что через пару месяцев я ударю его по голове рукояткой игрушечного нагана до крови, но все равно чувствовал в словах муз.руководителя какой-то подвох.

Мы репетировали дальше. Лешка бубнил и угрюмо хлопал ресницами, иногда забывая текст, я махал крылышками, голос мой звенел как набат, а Кукушка злодействовал. Серому понравилось быть плохим. У него обнаружился пугающе гипнотический взгляд (просто без очков он плохо видел), а язвительность уже имелась природная. В процессе выяснилось, что играть этот спектакль мы будем три раза. Три! Один раз у малышей, второй – в старшей подготовительной группе, а третий, финальный, на утреннике в своей группе. Понятное дело, нас это не обрадовало.

Но деваться было некуда.

Спустя несколько репетиций, подгонки костюмов (нам просто надели бумажные обручи с нарисованными птицами), наступило время премьеры.

Младшая группа. Гул голосов, звуки пианино. Мы вошли. Малыши сидели по скамейкам, как нахохлившиеся замерзшие воробышки. И смотрели на нас испуганными круглыми глазами. Мой Правильный Воробей выглядел рядом с ними Кинг-Конгом. Деревянный домик, изображающий скворечник, уже стоял в центре зала.

Спектакль начался.

От страха Лешка порозовел и вспомнил слова (со мной в бытность на актерском всегда было наоборот).

- Я синичка, маленькая птичка... - и т.д.

Прилетел Кукушка и лестью, хитростью, наглостью, а потом и силой отнял у Синички скворечник.

- Это мой дом! - возопил Синичка жалобно. Он стоял маленький, белобрысый. Его было смертельно жалко.

Кукушка в ответ зловеще расхохотался. Удачно вышло, у меня даже мороз пополз по коже. Пара малышей заплакала.

- Не плачь, Синичка! Я помогу твоему горю! - сказал я храбро и полетел в бой.

Зрители оживились. Повскакивали со скамеек.

- Выйди вон! - закричал я Кукушке.

- Дай ему! Стукни его! - кричали малыши.

В этом муз.руководитель оказалась права – Лешка вызывал сочувствие. Даже когда он все-таки забыл текст, и муз.руководителю пришлось ему подсказывать, Леша только стал ближе к народу. Мелкие прониклись к синичке и всячески за него болели. Ситуацию они переложили на себя, поэтому вмешательство Правильного Воробья вызвало бурю восторгов. Я сердито наседал на Кукушку и яростно махал крыльями. Мелкие вопили и радовались. Кукушка позорно бежал. Аплодисменты. Я был герой.