По зову чести

По зову чести

Тревога мучила капитана Леона ещё со времени отплытия в Англию – хотя, если посмотреть внимательнее, первые её угольки начали тлеть после той трагической схватки на берегу и убийства Арамиса, ко времени отплытия костёр тревоги уже загорелся, а после встречи с де Круаль пылал ярким всепожирающим пламенем. Леон понимал, что женщина, чьим невольным спутником он стал, смертельно опасна, что она ради своих целей может с лёгкостью сжечь целый город, что он сам, скорее всего, станет очередной жертвой Луизы, после того как перестанет быть ей нужным. И всё же его неудержимо влекло к ней – ведь оставалась надежда на свою удачливость, которая в последнее время почти покинула его, чтобы так неожиданно вернуться в далёкой, сырой и туманной Англии. Оставалась надежда, что удастся увернуться от пули, отбить удар ножа, не оказаться среди жарких языков пламени и не упасть в ледяную воду Ла-Манша...

Луиза нравилась Леону так же сильно, как и пугала его – хотя в том, что он испытывает страх перед женщиной, капитан не признался бы даже самому себе. Её указания были не всегда понятны, но, как выяснилось, всегда разумны, Луиза уверенно следовала к цели, хоть и не всегда кратчайшим путём, и твёрдой рукой вела за собой капитана. Подчинившись ей, он на время забыл о своих собственных убеждениях и теперь отчаянно пытался привести мысли и чувства в порядок.

Вожделенный ларец с сокровищами Франции находился совсем близко, в подвале дома иезуитов, охраняемый только одним монахом. Что касается остальных, то они, дотащив детей мушкетёров до сарая и заперев их там, собрались в доме и, скорее всего, решали, как поступить дальше. Медлить было нельзя – надо было опередить монахов, пока они не забрали ларец и не спрятали его где-то в святая святых дома – но Леон медлил. Прячась вместе с де Круаль за конюшней, он сумел хорошо разглядеть четвёрку своих кровных врагов: бледного, почти в бессознательном состоянии, Анри д’Эрбле, которого волокли под руки два рослых монаха; молодого графа де Ла Фер, на чьей груди расплывались кровавые пятна, и похоже было, что это его кровь; баронессу дю Валлон со сбившимся головным платком, слабо пытающуюся вырваться из крепкой хватки чёрных братьев; Жака д’Артаньяна, презрительно вскидывающего голову и отворачивающегося от своих мучителей.

Луиза де Круаль при виде пленённой четвёрки только скривила губы и усмехнулась, у Леона же это зрелище вызвало внезапный укол совсем не нужной сейчас жалости, и он поспешно склонил голову, злясь на себя и надеясь, что опасная спутница не заметила чересчур яркого блеска в его глазах.

– Кажется, настала ваша очередь, – де Круаль кивнула на подвальное окно, потом перевела взгляд на Леона и нахмурилась. – Господин капитан, что с вами?

– Ничего, – буркнул он и, схватив вожжи с привязанной к ним подковой, отправился исполнять свой долг. С вытаскиванием ларца особых проблем не возникло, как и с длинношеим монахом, охранявшим его. Леон опустил добытые сокровища перед Луизой, и та, сияя своими огромными зелёными глазами, наградила его страстным поцелуем.

– Теперь – в карету, и как можно дальше отсюда! – скомандовала она, широкими шагами направляясь к своему средству передвижения. – Монахи скоро отправятся за ларцом и, увидев, что его нет, пустятся в погоню. Или этот, – она мотнула головой в сторону подвала, – очнётся и поднимет крик. Господин капитан, вам придётся немного побыть в роли кучера...

– Спрячьтесь в карету вместе с ларцом и ждите меня, – решительно перебил её Леон. – Я вернусь в подвал и свяжу того монаха, чтобы он не поднял шум. Если я не вернусь, а монахи появятся... что ж, уезжайте, неситесь во весь опор. Не сомневаюсь, среди ваших многочисленных умений есть и умение управлять лошадьми.

– Леон, это может быть опасно! Монахи могут появиться в любой миг! – приглушённо крикнула де Круаль, но капитан уже мчался к подвалу. Шёпотом ругнувшись, Луиза последовала совету – задвинула ларец под сиденье, задёрнула шторки и, вытащив из потайного ящичка пистолет, привычными движениями зарядила его. Она не хотела ни на минуту отпускать столь ненадёжного союзника, но возвращаться вместе с Леоном в подвал было бы опасно и неразумно.

– Что ж, надеюсь, его рассудок и его проклятая честь не позволят ему бросить меня здесь, – пробормотала де Круаль себе под нос.

Леон тем временем добежал до подвала, без особых усилий проскользнул в узкое окно и огляделся. Длинношеий монах по-прежнему лежал без сознания и даже не стонал. Капитан не стал его связывать, а пересёк подвал, распахнул дверь и ринулся по лестнице наверх. Дом иезуитов был тёмен, мрачен, полон тайн и запаха крови, пролитой во время недавнего сражения монахов и детей мушкетёров. Откуда-то сверху доносились голоса, но капитану некогда было прислушиваться, да и пробрался в дом он не за этим. То тут, то там попадались мёртвые тела, но Леон не глядел на них. Стараясь двигаться как можно тише, он прошёл через узкий коридор, остановился у первого же окна, открыл его, перемахнул через подоконник и нырнул в сгущающиеся сумерки.

Подступающая темнота была его союзницей в заговоре против де Круаль. Пригибаясь, Леон обежал дом кругом, пробрался через редкие кусты и, подкравшись к сараю, прижался к его стене. Он бросил быстрый взгляд в сторону кареты – всё было спокойно, шторки на окнах не шевелились, и де Круаль, кажется, ничего не заподозрила. Она думала, что Леон сейчас возится с оглушённым монахом. Если он задержится тут ещё ненадолго, она решит, что он пробрался в дом иезуитов, чтобы лучше изучить его и подслушать переговоры врагов. Или, что хуже, де Круаль подумает, что Леона схватили монахи, и умчится отсюда как можно быстрей.