Побег

Побег

Волки долго крались за мной по пятам, не приближаясь и не удаляясь. Дюжина, может больше. Выжидали. Окружая меня, они петляли меж чёрных кустов и деревьев. Передвигались так, чтобы иметь возможность мигом спрятаться от дула вскинутого ружья. При мне была двухстволка-вертикалка — ТОЗ-34, ручной работы, советских времён. Хорошее ружьё, но если волки набросятся всей стаей… Угощу дробью с двухстволки самую напористую парочку, но это будет последнее, что я сделаю. Их было слишком много.

Звери опасались лезть на рожон под выстрел, но и отступать не желали.

Снег валил нескончаемо. Сугробы намело по пояс. Было нелегко передвигаться.

К вечеру ветер стих. Стало слышно, как потрескивали деревья при усиливающемся морозе.

— Я не за вашей шкурой сюда пришёл! — крикнул я. — Идите к чертям собачьим!

Жёлтые глаза глядели на меня пристально. Волки притаились: серые, в белом снегу, среди чёрных кустарников.

Я не желал с ними враждовать, но они вынуждали меня начать бойню. Однако думал я, пока перезаряжаешь ружьё — эти, рычащие, прыгнут с «флангов» и вгрызутся в руки, а кто-то из тех внимательных, что прямо передо мной, вцепится в горло. Тактика налицо, почти пошаговая стратегия. Сделай выстрел — проиграй жизнь. И даже окружающие нас деревья, черные и безжизненные, жестоко хлестали и царапали голыми сучьями друг друга, словно намеревались устроить потасовку.

Отстрел стаи матёрых волков — дело не для новичка. К тому же эти волки не боязливы. Им не впервой. Здесь что-то иное, чувствовал я. Борьба характеров. Слишком уж закалённые попались звери. Видимо, они не раз встречались с охотниками-одиночками и, судя по всему, из таких дуэлей выходили победителями. Иначе чем объяснить их уверенность? Я бы даже сказал самоуверенность. Но что им нужно от меня?

Допустим, я вчера устроил ночлег на их территории, близ логова. Они гонят меня прочь. Отступать не будут. Однако это продолжается вторые сутки! Что ими движет? Инстинкт, нужда? Я — в качестве пищи? Такие сообразительные звери поймут, что еды с меня привалит не так уж много. Проще потратить то же время и насытиться менее упёртой дичью, которой пока ещё богаты здешние леса. Странно всё это…

К ночи вновь засвистела вьюга. Я плутал по таёжным дебрям, и дикие преследователи не отставали. Соблюдали в своей выжидательной тактике короткую дистанцию. Околевший от холода, голодный, я и глаз не сомкнул минувшей ночью. Теперь от бессилия едва волочил ноги. Опустевший рюкзак прирос к спине бесполезным горбом. Санки пришлось бросить в пути. Компас куда-то подевался вместе с принадлежностями для розжига костра. Впервые я горько пожалел о том, что бросил курить, иначе в кармане завалялась бы пара зажигалок. Казалось, что волки намеренно утянули из рюкзака самые необходимые мне вещи. Ещё сильнее я корил себя за то, что не потратился на снегоход.

В то утро, когда понеслась эта круговерть с волками, я проснулся в спальнике возле тлеющих угольев костра. Волки уже оттащили рюкзак в сугроб, выпотрошили его и пожрали еду. На перевёрнутых санях не было дичи — лишь кровавые брызги на снегу, да разбросанные ошмётки. Я первым делом схватился за ружьё. Выпалил раз, и волки разбежались. Выпалил два… Тут они рванули с места и понеслись на меня! Я кинулся по сугробу к гряде лиственниц. Щелчок, перезарядка. Кое-как успел зарядить один патрон. Волки отступили. Как будто умели считать и знали, сколько выстрелов должна сделать эта «палка» в руках охотника перед тем, как он «разломит» её пополам и, вставляя что-то внутрь, станет на это время беззащитным. Понимали и то, что если не успеть задрать охотника в эти мгновения, «палка» вновь выпрямится, щёлкнет, и он вновь станет угрозой.

Шёл второй день с того момента, как мы с волками неразлучно идём-бредём и таращимся друг на друга, ожидая «первой крови» или ошибки противника. Несколько раз я пытался влезть на дерево, чтобы пострелять их сверху из зоны недосягаемости, но волки не дали — бросались на меня. Только вид зияющего дула погашал их пыл. Мне приходилось двигаться дальше в поисках укрытия. Преодолевая сугробы, я уводил себя всё глубже в неизвестность, под напором осторожных, бдительных, но самоуверенных преследователей.

Казалось, волки намеренно гнали меня куда-то.

Руки одеревенели, пальцы онемели. Совсем обмёрз. Теперь уж если и давить на спуск, то перезарядить просто не успею. И оптики нет. Попробуй прицелься в темноте! А что будет стае волков с пары выстрелов дробью? Это лишь разозлит матерых зверей!

Как назло за время блужданий по тайге я не набрёл ни на один охотничий домик. Зимовья раскиданы по лесу. В каждом есть всё необходимое для выживания, но именно сейчас, когда нет ни воды, ни еды, ни сил, ни сна, ни огня — проклятых охотничьих домишек не отыскать.

К концу второго дня, в сумерках, когда на лес упала тёмная синева, а снег под чёрно-фиолетовым небом стал выглядеть лиловым, я прислонился к огромному кедру, как к опоре. Стоять не было сил. Околевшие пальцы под перчатками не ощущали шершавости коры. Фонарик вот-вот выпадет из руки. Держал его из последних сил. Едва стоя на ногах, выглянул из-за ствола.

Мохнатые серые пятна подбирались всё ближе по сугробам и мелькали среди хлопьев летящего снега.

— Этого хотите?! — бросил я, показав ружьё. — А не нужна мне ваша проклятая шкура! Не нужна! — в отчаянии заорал я, раздирая криком околевшую от мороза глотку. — Валите отсюда!

Волки отреагировали. Спрятались. Теперь в настороженности выглядывали из-за деревьев. Порыкивали и лаяли так, словно общались.