Последний город

Последний город

...В некотором царстве, в некотором государстве объявили конец света. Вернее, сначала о нем объявил некий шаман, к которому потом весь люд за травой да грибами ходил. Но, как часто бывает, бред обрастает подробностями, подробности становятся легендой, а легенда превращается в пророчество. И пока этот самый конец был далеко, о нём почти не вспоминали, но когда начало конца перевалило за середину, народ заволновался.

Лесные жители каждый день строчили жалобы своей владычице и требовали конец света отменить, ибо они честные налогоплательщики, без в/п и с ч/ю, не замечены и не привлекались. Степные всадники умоляли этот самый конец отсрочить, потому как им жена вождя наследника не подарила: вот, мол, как мы с новым вождем познакомимся – так хоть на войну, хоть куда. А обитатели озер на всякий случай ушли на самую глубину – закопаться в ил, – уверенные, что там их никакой конец света не настигнет. И только людям было все равно: до конца света ли, когда корова не доена, огород не полит и голодные семеро по лавкам ревут, не замолкая?

А вот один маленький бесёнок каждый день смотрел на солнце и просил конец света случиться, потому что он устал работать на толпу начальников и очень, очень хотел выспаться. Дома.

И если бы...

Бесёнок с тоской посмотрел на голубое небо. Сегодня оно было особенно голубым – ярким, безмятежным, и ни тучки, ни облачка. Никакого намека на конец света...

– Ось, но ведь есть сущие, – шепнул ветер, – они знают...

Бесёнок чуть не поперхнулся сжеванной травинкой. Да, они есть. Сущие – так их называл дед, а он был мудрым бесом, повидавшим на своем веку многое. Сущие, Ося, говаривал он, выпуская кольца дыма, живут в людском мире, но так прячутся, что найти их можно или случайно, или если очень в них поверить. Да, добавлял, кашлянув, они верой питаются. И всё-всё про всех знают. И знают, что было. И знают, что есть. И о том, что случится. И о том, чего никогда не произойдет. В них только очень нужно верить. В них – и в их последний город. Последнее пристанище. Рубеж между сущими и людьми.

Ветер игриво взъерошил рыжеватые бесовы волосы. Здесь, в мире людей, Оська косил под сиротку – пацана без рода и племени. Клянчил, попрошайничал, скитался от деревни к городу да к новой деревне. И смущал, конечно же. Должность обязывает. Смущать, вводить в заблуждение – а там и до греха рукой подать. А за каждый грех человеческий – премия. Вот только отпуска – в отчем доме, в родном пекле – не видать как своих ушей. Не заработал. Не заслужил.

– Растешь еще и ума набираешься, – сказал вчера старший шеф сурово и глянул так огненно, что Оська присел. – Опыта мало. Домой махнешь – расслабишься и растеряешь наработанное. Стажировка, стажировка и еще раз стажировка!

– Но ведь я уже давно здесь... – проблеял бесёнок и получил в ответ очередной огненный взгляд.

– Знаешь, когда ты будешь готов бежать до дому? – спросил шеф неожиданно ласково. – Когда тебе понравится среди людей и жить, и работать. Вот когда тебя плетьми отсюда не выгонишь – и от людей не оторвешь, – вот тогда и будут тебе отгулы. А пока…

И Оська не стал ждать привычного посылающего рёва. Сам сбежал, сверкая босыми пятками и шмыгая веснушчатым носом. Удрал подальше от начальственного хутора да затаился на лугу, среди одуванчиков. Мечтая о конце света, о...

– Сущие, – снова напомнил ветер и ласково потрепал по щеке. – Спроси у них, когда. А если верно спросишь, узнаешь, как приблизить. А?

– А тебе-то что? – бесёнок повертел вихрастой головой. – Тебе-то он зачем, конец света-то?

Ветер засмеялся – зашуршал травой, пробежался волнами по лугу.

– Да всё равно мне, – отозвался весело. – Что конец света, что его начало. Это два неразрывно связанных друг с другом состояния, – пояснил снисходительно, хлопнув Оську по плечу. – Понимаешь ли, малец? Ничто не возникает из пустоты, всё берет свое начало откуда-то. И началом этого мира – знакомого тебе – был конец чьего-то старого мира, прошлого, ныне разрушенного. Для чего мне это? Я смотрю. Наблюдаю. Интересно.

Оська мало что понял и решил мудро помолчать. Поковырялся в длинном носу, посопел, недовольно изучая «улов».

– Дед говаривал, их тот найдет, кто верит... – заметил нерешительно.

– Это правда, – отозвался ветер. – И что тебе мешает поверить?

– Так их же тыщу лет никто не видал, – бесёнок сорвал и зажевал травинку. – А люди и не говорят уж – забыли давно, век-то короток. Я вот от деда узнал, но и он среди людей тыщу лет не был, и сущих не видал – только слыхал от кого-то. А раз не видать их...

– А меня разве видать? – поддразнил ветер и с разбега влепил Оське такую затрещину, что тот кувыркнулся носом в траву. И сразу же затих рядом – ни травинка не шелохнется. И прошептал смешливо: – В меня ты тоже не веришь, а, малец?

– Верю, – неохотно отозвался Оська и сел, потирая затылок.

– Видишь, верить – это легко! Так же легко, как и дышать невидимым... и летать. Хочешь полетать, пацан? Домчу до последнего приюта сущих вмиг!

– А почему он последний? – бесёнок не решался поверить в неведомых существ и оттого тянул время.

Поверить – не решался, а полетать страсть как хотелось... Однажды, вразумлял дед, дослужишься – и будут тебе крылья. И свои показывал – мелкие, ссохшиеся, такие, что и даром не нужны, а уж за службу-то без отпуска – и подавно. Но ведь когда-то он летал...

– Это всё люди, – ветер задумчиво взъерошил траву. – Они плодятся и идут по миру, как завоеватели. Кого-то извели, а кого-то – с насиженных мест согнали. Сущие всегда жили недоступно – высоко в горох, глубоко в лесах, в сердцевине топей... Но люди и туда дошли. Ка-мен-но-у-голь добывать в горах, лес рубить на деревни да болота сушить для пастбищ. Много сущих сгинуло, отход своих прикрывая, чтобы сокровища – знания да магию – вынести смогли. И осталось их – на один лишь город. На последний. Там, где людям никогда не достать. И знаешь, малец...