Прозрение Белого

Прозрение Белого

Разведывательный зонд передал сообщение о предпосылках разумной жизни на одной из планет созвездия, и звездолёт «Колесо» — с двигателем спиндизи, первой, несовершенной пока, модели, — свернув с пути к «Малой медведице», помчался к «Лебедю».

Каждые два года для половины экипажа сон в анабиозе сменялся вахтой — долгой и нудной. Семьсот двадцать суток одно и тоже: космос… космос… космос… И ни разу, какого-нибудь «вжжжик» — встречного лихача, или «пик» — иномирного сигнала.

Скукота.

Особенно страдали в батареях. Орудийные стволы почистил, лафет смазал, снаряды перебрал и… всё по новой, иначе свихнёшься.

Пушкари носового орудия, те вообще без дел остались: башню с пушкой и всем боезапасом утеряли, с Луны стартуя. Спали бы в анабиозе, да воля неволей половина расчётного состава бодрствовала. Задолго до пересменки сидели по лавкам в «предбаннике» анабиозария и отбивали чечётку; учащали дробь, надеясь этим ускорить ход времени, приблизить счастливую минуту. Ободряюще пожимали руки пробуждённым сменщикам, искренне желали им доброй вахты, скорой смены и расторопно укладывались в заветную капсулу. Неприкаянных пушкарей жалели: в батареях подпускали к орудиям лафеты смазать и ставили в цепочку снаряды передать; старпом приглашал на мостик «медь» надраить; штурман — в рубку «кораблём порулить».

Однажды суперкарго попросил прислать бойца прибрать каргоотсек, комбат выделил наводчика. О той «батарее» ящиков с бутылками, что видел на стеллажах, тот — восторженно, с горящими глазами, вожделенно сглатывая, — доложил командиру. Водкой «Туземка» экспедицию снабдили, как и стеклянными бусами, зеркальцами, пластмассовыми Санта-Клаусами, тряпичными Дедами Морозами, матрёшками и другой сувенирной всячиной, одаривать туземцев. Разумеется, если те в развитии не будут далеки от земных папуасов. Водку «замаскировали» под лимонад, разлив по бутылкам и название «Туземка», мелко штемпелем нанеся на этикетку под названием «Буратино».

Тем же днём выяснилось, что помощник суперкарго заместителю комбата приходится земляком. Теперь с началом «туземной жизни» «неприкаянные» лафеты больше не смазывали, в цепочку снаряды передать не наряжались, «медь» не драили, за штурвалом корабля не стояли, и чечётку в предбаннике не били — некогда им было. В пересменку вахтовая смена в анабиозарий заявлялась, но только чтоб отметиться в журнале у дежурного, в капсуле… голографический образ сменщика заменить своим. Оба корабельных боцмана, близнецы и скульпторы-любители — в той афере зачинатели и творцы. «Туземку», испробовав «Буратино», они обнаружили ещё до поворота «Колеса» к «Лебедю», и с того времени в анабиозарий ни ногой, даже образы в капсуле не сменяли — близнецы же. Давненько замышляли найти «третьего», поэтому «неприкаянных» в компанию, заменив «пенёк на поляне» на «пень», приняли с радостью. Даже с восторгом: «лепить» друг дружку им вусмерть надоело.

И всё бы хорошо да появилась проблема: не хватало закуски. Пайка ведь спящим в анабиозе не полагалось. А как необходим был! Чтобы на утренних разводах не пошатывало в строю, и разило изо рта чтоб съестным. Второй половине личного состава батареи — той, что якобы омолаживалась в анабиозарии — на перекличку являться, понятное дело, не требовалось, даже настрого комбатом запрещалось. Но пушкари — голодные, с похмелья — забывались и на развод, случалось, заявлялись. Комбат и заместитель перехватывали и отправляли назад по «норам», пока и первый не обзавёлся земляком. Им, ни с того ни с сего, определился один из корабельных коков. И проблема разрешилась: получали в столовой щедрую добавку, в термосах — для страждущей братии. Кок, дитя российской тундры и запасной заряжающий орудия, по боевому расписанию, за услугу взял с комбата, пуэрториканца (в конце концов, оба с Земли), обещание дать стрельнуть разок из пушки. На банкете по случаю удачной экспедиции планировался шведский стол с фейерверком.

А возжаждал побыть фейерверкером неспроста.

Дело в том, что второй в экипаже кок, его вахтовый сменщик, достал бредовой идеей изготовить к торжеству торт в виде египетской пирамиды, непременно из наполненной газом пластиковой оболочки обложенной миллионом пирожных, и пустить лететь по воздуху над городами и весями аборигенов.

Дитя тундры смеялся, это ж, сколько муки, яиц и шоколада потребуется на тот торт!

Смех смехом, а в пересменку в анабиозарии, пробуждённый от сна, отметил необычную худобу коллеги, его сменявшего в капсуле. Может быть, и не придал бы особого тому значения, если бы не подметил, что и «неприкаянные» пришли к дежурному отметиться такими же исхудалыми. В журнале расписались, в капсулах своих пошурудили, с жадностью выпили «кисель»(заполнитель желудка и кишечника на время анабиоза) и… удалялись. Всё бы ничего, но и смена астронавтов — все поголовно "кощеи"! Последовали примеру — жадно выпили кисель. В капсулы улеглись блаженными и счастливыми.

Экономит продукты?!

Перерыл камбуз, кладовые, холодильники и нашёл-таки припрятанную муку, яйца и шоколад. А в спортивном зале под борцовскими матами — оболочку для торта, сшитую их чехлов этих самых матов.

Возмущённый, бегал по батареям и каргоотсекам, поднялся на мостик, ломился в штурманскую рубку, но никто его не слушал. По коридорам попадались пушкари — внимали. Качали головами (подозрительно покачиваясь на ногах), матерились и норовили проводить до камбуза, где не предлагали, как раньше, отделить мясо с костей свиных ножек на холодец, а прямо требовали пожрать.

Что тут делать?!

Пристыдить коллегу? Безнадёжно.