Самурай

Глава 1. Неожиданности приятные и не очень

Накануне своего дня рождения я ждал подарков. Все ждут подарков, так? Тем более, когда тебе исполняется тринадцать лет.
Тем вечером я долго не мог уснуть, все думал о сюрпризах, которые мне приготовили. Ждал чуда. Тогда я еще не знал, что чудеса бывают столь неожиданными…
Утро встретило меня сильными толчками снизу. Спросонья не разобравшись что к чему, я испугался: неужели опять землетрясение, ведь пару дней назад уже было… Но, окончательно проснувшись, понял – это старший брат Дамир будит меня своим излюбленным способом: упираясь руками в деревянную спинку нашей двухъярусной кровати, ногами колотит со всей дури по моему ярусу.
— Уймись, — проворчал я, но тут же вспомнил про свой день и соскочил с кровати со скоростью ракеты.
— Стоять, мелкий! — Дамир ловко подставил мне подножку, но тут же подхватил, не давая упасть. И правильно — отец его за подножки ремнем выдерет и не посмотрит, что уже вон какой вымахал. Отец меня любит.
— Я тебя еще за уши не подергал, — улыбнулся брат.
— Ай! — взвизгнул я, вспоминая, как в прошлый раз чуть не остался без этой важной части тела. — Нет! Мама! — завопил я, вырываясь и кидаясь прочь.
Дамир с воплем бросился за мной, но это было скорей игрой, нежели желанием меня помучить. Мама говорит, что я ужасно милый, и меня просто невозможно не тискать. Не то чтобы мне было слишком обидно, но я же не девчонка какая-то, в конце концов!
Может, сегодня, когда мне уже исполнилось тринадцать, я стал выглядеть немного взрослее? Я важно нахмурил брови и уставился в зеркало. Оттуда на меня смотрел мальчишка с чересчур длинными ресницами и пухлыми губами. Девочке бы такие пошли, а мне только мешают. Я скорчил страшную рожу своему отражению и трагичным шепотом оповестил зеркало:
— Я — гандам!
Рожи из японского мультика не вышло, получилось что-то кривое и с выпученными глазами. Пусть теперь попробуют сказать, что я «ужасно милый». 
Зато потом, когда все поутихли и вспомнили, по какому поводу собрались, настал черед подарков. Отбросив какую-то игрушку в нарядной упаковке — не маленький же! — я тихо охнул. Там лежали они. Краски. Настоящая пастель. Двенадцать цветов. Кто хоть немного увлекается рисованием, меня поймет. Тогда у меня буквально сперло дыхание и появилось странное желание обнять всех в этом мире. Я так давно выпрашивал у родителей эти краски, так давно мечтал рисовать по-настоящему. Учитель ИЗО-студии не разрешал мне пока рисовать красками, но попробовать хотелось до дрожи в пальцах.
— Нравится? — спросил Дамир, и я, подняв на него глаза, понял, что этот подарок именно от него. Невозможно, невероятно, но именно так. Я взвизгнул от восторга и повис у брата на шее.
— С днем рождения, Тимур, — прошептал он мне куда-то в макушку и подхватил на руки.
Через день Дамир ушел в армию. Больше я его никогда не видел.
Я много рисовал: все, что видел, все, что попадалось на глаза. Иногда мог рисовать часами, забывая про любые детские развлечения. Мама говорила, что я уникальный; папа, начитавшись умных статей в журналах, называл меня «индижонком»; брат открыто говорил, что я странный, и порой крутил пальцем у виска, рассматривая мои картинки.
Когда Дамира забрали в армию, я замкнулся: привык к тому, что он всегда рядом, к его сонному дыханию, насмешкам в мой адрес, легкому сигаретному дыму в комнате, к тому, как он виновато разводил руками и заговорщицки прижимал палец к губам. Я важно кивал и молчал, не выдавая его: отец был бы в ярости, если бы узнал, что Дамир курит.
А теперь в комнате было слишком пусто. И все, что мне осталось — рисовать. Набросав портрет Дамира тонкими карандашными линиями, я решил выйти на улицу поискать интересный пейзаж. 
Мама покачала головой и, ласково проведя рукой по волосам, посоветовала потеплее одеться и далеко от дома не уходить — скоро ужин.
Я согласно кивнул и вышел, погруженный в свои мысли.
Вечерняя Алма-Ата встретила меня гудением машин и гомоном людей, торопящихся с работы домой. У меня не было друзей: я не особо стремился к общению, предпочитая отсиживаться в углу с карандашом и листом бумаги в руках.
Я прошелся до конца дома и вышел к парку. Здесь было полно людей: гордые владельцы породистых собак выгуливали своих питомцев, не менее гордые мамочки катали разноцветные коляски. Малышня с восторженным визгом лазила по цветным горкам. 
В воздухе отчетливо пахло весной.
Присев на самой отдаленной скамейке, я мысленно стал прикидывать пейзаж и ракурс, с которого будет удобней рисовать. Пожалуй, вот с этой самой скамейки. Мои размышления прервал незнакомый спокойный голос:
— Здравствуй, мальчик, — рядом со мной сел парень немного старше Дамира, лет двадцати. В его руках был фотоаппарат с огромным объективом.
— Здравствуйте, — вежливо ответил я, потихоньку отодвигаясь. Правилам общения с незнакомцами меня мама научила. Вежливо ответить и уйти. А если взрослый проявляет настойчивость — позвать на помощь.
— Я думаю, ты очень фотогеничный, — улыбнулся незнакомец.
— Я... что? – непонятное слово разожгло мое любопытство. Я уже не боялся говорить с незнакомым парнем: в конце концов, в парке полно народу. 
— На фотографиях хорошо получаешься, — незнакомец оказался доброжелательным, с ним хотелось общаться.
— Ну, наверное, — неопределенно пожал плечами. На самом деле фотографироваться я не очень любил, потому что обычно выглядел на фото как девчонка. 
— Ты не против, если я тебя сфотографирую? — незнакомец не выглядел опасным, и я согласился.
Вспышка ослепила меня, заставила закрыть глаза. Когда я их открыл, то понял, что падаю.