Сообщники

1-4

Сообщники

Гневливый утрачивает мир и здоровье, потому что и тело у него непрестанно истаивает, и душа скорбит, и плоть увядает, и лицо покрыто бледностью, и разум изнемогает, и помыслы льются рекой, и всем он ненавистен (прп. Ефрем Сирин)

1.

Морской ветер без устали трепал кудри. Дорога, овивавшая одну из многочисленных гор этой местности, летела каменистым серпантином вперед. Марио довольно улыбался. Совсем скоро он увидит ее, свою нимфу. Клеопатра Калагати – самое яркое открытие последнего музыкального сезона столицы, «бархатистый шепот моря», «голос силы и страсти» и многое-многое другое, как только не изгалялись на ее счет писаки. Модные журналы вторили более-менее компетентным источникам, восхваляя новую диву. И было за что! Помимо воистину удивительного контральто эта кошечка (а за глаза матерый донжуан Марио Орнари называл ее именно так) обладала и телесной красотой, и природным обаянием. Одно "но": девочка была принципиальной до зубовного скрежета и крайне разборчивой. Все, что касалось личной жизни новоиспеченной дивы, держалось ее импресарио в строжайшем секрете. Безусловно, это подогревало интерес к ее персоне во стократ сильнее, нежели самые жареные подробности. Вездесущие папарацци гонялись за госпожой Калагати с небывалым остервенением. Знал бы кто, сколь неприличные суммы неоднократно предлагались ее новому аккомпаниатору, Марио. Мужчина невольно скривился от досады. Но кроме того, что госпожа предпочитает кофе чаю и готова вкалывать днями напролет, сообщить ему было нечего. А узнать что-то о ней хотелось. И не для папарацци. Например, кому Клео звонит ежедневно в три часа дня? Почему не любит светские рауты? Зачем настаивает, чтобы первые в ее карьере сольные гастроли начинались с какого-то захудалого греческого городишки? О том, что семья певицы проживала в Афинах, он знал. Но к чему стремиться не туда, а в какую-то «Нею Эвтихию»? Хоть поселение и значилось на карте не так далеко от второй столицы Греции, Салоник, выглядело оно настолько провинциальным и скучным, что Орнари на минуту показалось – он снимается в социальной рекламе о помощи бедным. Одно название чего стоит! Клео, ослепительно улыбаясь, перевела это как «Новое счастье». Пфф… Но сильнее всего Марио желал бы знать, почему эта надменная девица совершенно не замечает его, «небывалого красавчика» (как сказала бы Летти), «мечту всех женщин» (по признанию Сандры) и даже «античного бога» (как в один голос утверждали все его знакомые девушки), а к тому же талантливого музыканта?

Въехав в спящий под летним зноем городишко, Марио припарковался у цветочной лавки. По-мальчишески взъерошил черные кудри, задорно подмигнул себе в зеркале, мол, никуда она не денется, и не таких покоряли. План по завоеванию недоступной Клео с первого взгляда казался совсем прост. Хотя, и со второго взгляда тоже, поскольку бывалому мачо и в голову не приходило проявить хоть какую-то изобретательность. «Главное – роскошь!» – повторял он себе, лукаво улыбаясь, и скупая в самых дорогих магазинах коллекционное вино, изысканный шоколад или самые модные и дорогие духи. Но в этот раз не сработало. Приглашения в лучшие рестораны Рима вежливо отклонялись. И ни комплименты, ни цветы эту мраморную статую тоже не трогали! Но являться вовсе без них Марио посчитал дурным тоном. Пусть на этот раз он увидит ее лишь на мгновение, но вдруг она уже заскучала в этом захолустье и, встретив такого шикарного мужчину, не устоит? Зачем певице понадобилось приезжать из Рима в Нею Эвтихию за два дня до первого концерта в Греции Орнари не понимал. Но знаменитости, а тем более, женщины, имеют право на капризы. Какими чудными они бы не показались.

Источая улыбки и аромат дорогого парфюма, Марио снизошел до покупки «скромного» букета из сорока девяти алых роз (не ромашки же покупать в этом захолустье!). Пружинистой походкой мужчина направился в сторону единственного местного отеля с гордым названием «Объятия Калипсо», любуясь собой в отражении витрин. Сейчас он просто постучит в ее дверь, а Клео, такая измученная неудобствами дешевого отеля и скучающая по светскому обществу, сама падет в его объятья. Ну или наконец-то посмотрит на него как на идеального мужчину, коим он, несомненно, является (что тоже весьма неплохо).

Войдя в отель, Марио поморщился: хоть здесь и было вполне уютно, место казалось слишком уж дешевым. На диванах в фойе вели свои темпераментные беседы вездесущие в этой стране старички. Все они пили фраппе и выглядели настолько важно, будто здесь происходил заседание кабинета министров как минимум. Полная женщина протирала столики, то и дело вставляя в диалог посетителей сварливые реплики. У двери умывался жирный полосатый кот.

Орнари сделал пару шагов в сторону ресепшена и замер. За окном, выходившем в сторону пляжа, стояла его нимфа, свежая и улыбающаяся. Бархат ее голоса он бы не спутал ни с чем. Марио скользнул к окну и, прячась за занавеску, жадно вслушался. Естественно, она говорила на родном языке. Вот пропасть, понять что-то вряд ли удастся. Ее собеседница, пожилая дама из местных, энергично кивала.

– Очень жаль, что в гостинице сегодня нет «Слезинки», – между тем сетовала Клеопатра. – Так хотелось сесть у моря, сделать глоток и предаться воспоминаниям! – Дама улыбалась. Ее слов Марио не слышал.

Но кое-что знакомое Орнари уловил! И заключил, что она расстроена до слез. В потоке незнакомой речи он явно слышал слово «слезинка», которое знал, благодаря местной минеральной воде. «Слезинку» огромными партиями закупали для госпожи Калагати на ее Родине, в Риме такая вода не продавалась. Мужчина считал любовь Клео к «Слезинке» еще одним капризом.