Орхенская ведьма жила на горе и – как ни странно – была мужчиной.
Четверть века назад в общину на окраине карты прибыла госпожа, чьё имя, на удивление, никто не запомнил. У гостьи с собою была метла, какая-то не дюже опрятная шляпа и пузо килограмма так в два – оно заходило в дом первее всего остального. И заходило нескромно и часто: то за молоком, то за маслом, и за месяц побывало в каждой семье (их было около полусотни, да и то все, кажется, кровные родственники). Госпожа говорила всем кое-что, кое-что вытворяла, щёлкала пальцами иль каблуком – что-то сбывалось, и было у госпожи в избытке: и хлеба, и супа, и штопанного тряпья. Госпожу все в общине быстренько полюбили.
Хотя, по незнанию, продолжали побаиваться.
А ведьма та была хоть и вольна, и остра на язык, и кучерява как бес – в доброте никому никогда не отказывала. И помогала общине взращивать для князей лучшие травы, вспахивать все поля быстрее других – в общем, дружила по-настоящему, как могут дружить лишь ведьмы.
Все думали – на сносях, а когда пузо продолжило ходить впереди и год, и полтора спустя, то перестали судачить (от кого понесла? когда?), не зная, что ошибаются.
Так и появился однажды Вилли – спустя два года после того, как Бризена улетела из замка и поселилась в Орхене, чувствуя что-то неладное и зная, что делать дальше. Но убить его не смогла – зарыдала, отдала его на шабаш, а там его повертели-перекрутили, общекотали со всех сторон, порывались лишнюю детальку отрезать… а в итоге оставили под крышей одного из домов.
И госпожа испарилась, оставив общину без объяснений, зато стройная, как горная козочка.
Такие дела.
И вот, спустя четверть века, орхенская ведьма жила на горе и – как ни странно – была мужчиной.