Зачетная алхимия. Приручить дракона

Глава 1

Когда у девушки не получается непринужденно закончить разговор глубоким обмороком, то остается либо заговаривать зубы, либо пытаться очаровать собеседника. Но умных мыслей в голове сейчас, как назло, не было, а вид выловленной из реки полуутопленницы не располагал к обольщению. Хотя водоросль на моем плече висела даже кокетливо… Да и волосы не так уж и сильно слиплись от ила.

— Кто ты такая, Страйкер? — в упор глядя на меня, спросил дракон.

Он стоял на берегу реки, в лохмотьях, оставшихся от штанов и рубашки, возвышаясь, кажется, не только над сидевшей мной, но и над обстоятельствами. Позади Рохта полыхало зарево пожара. Слышались отголоски истошного воя сирен пожарных и законников, но дракону было на все плевать. Он был невозмутим, как свинцовые воды за его спиной, чье неспешное течение наверняка хранило много тайн. Например, о черных алхимиках, что создавали смертоносный порошок.

Мы с Рохтом разгадали этот секрет. Но мне взамен пришлось поделиться своим.

— Та, кто тебе сегодня помог найти преступников, — вскинув голову, произнесла я. — Столь ли важно остальное?

— Для меня — да, — отозвался ящерюга.

— А для меня — нет. — Я посмотрела с вызовом на законника. — Какая разница, Бертрандо я или Страйкерс? Или для тебя фамилия важнее, чем сам человек?

Напряженная предгрозовая тишина, полная невысказанных слов, бурливших внутри чувств, сгустилась вокруг нас, уплотнилась до того предела, что хватило бы и искры, чтобы грянула буря.

Мы с драконом смотрели друг на друга так, словно в первый и последний раз. С надеждой и отчаянием, с надеждой и разочарованием.

Взгляд Рохта скользил по моему лицу, и я почти физически ощущала, как он касается скул, висков, лба… Так прощаются. Навсегда.

Внезапно заметила, как сжатые мужские губы чуть смягчились, словно готовые открыться, но затем они вновь замерли, и законник так и не произнес ни слова. Мое сердце в эту секунду пропустило удар.

Я прикрыла глаза, собираясь с мыслями, чувствами и остатками сил. Нужно было встать и уйти. Только сделать это было тяжело настолько, что практически невозможно. Но я уперла руку в кочку осоки и, когда уже приготовилась встать, услышала:

— Ты права, не столь важна фамилия, если всего лишь ее носишь, но не разделяешь со своей семьей ее ценности и образ жизни. — Голос Рохта был хриплым и надсадным, словно он неимоверным усилием воли заставил себя произнести эти слова. Как если бы этот гордец перешагнул через что-то очень важное для него.

Вот только фраза законника ударила по мне не хуже хлыста. Я распахнула глаза и вмиг оказалась на ногах. Да, в росте я уступала ящерюге, причем знатно. Но, привстав на кочку, а на ней — на цыпочки, оказалась… увы, вровень если не макушке, то хотя бы носу дракона.

— Ты предлагаешь отречься мне от своей семьи? — прошипела гадюкой я.

— От мафии, — мрачно поправил меня Рохт.

— Знаешь ли, мафия — это дело семейное, — выпалила я и ткнула указательным пальцем, словно стилетом, в мужскую грудь.

В ответ меня пронзил не менее острый взгляд.

— А я давал присягу, — произнес Рохт.

— Раз такой правильный, тогда чего уже там, давай арестовывай… — почти прокричала я и, отняв палец от груди ящерюги, вытянула запястья перед законником в жесте: «Ну давай, застегивай на мне свои кандалы, мне уже плевать!»

— Я не настолько правильный, Хелл, — отозвался Рохт с каким-то отчаянием, которое будто физически ломало его изнутри: дробило кости, выворачивало суставы…

— Так стань еще на дюйм неправильнее, — почти с мольбой произнесла я.

Вместо ответа его большой палец коснулся моих губ, словно запоминая их очертание. А я… ответила взглядом.

— Не смотри на меня так, Хелл, — голос, будто треснувший пополам, — словно сравниваешь…

— С кем? — мое хриплое карканье вышло не лучше.

— С чем, — ответил Рохт. — С землей.

Хотелось ответить, что это нормально для похорон. Ведь сегодня умерли мы. Остались только я и Рохт. По отдельности. А нас… нас больше нет. Хотя не успели толком и побыть-то. Но откуда тогда в груди такая пустота? И боль. Очень много боли, с которой я не знала, как жить. Но и остаться рядом с законником, предав семью, я не могла тоже.

Поэтому просто повернулась и на деревянных негнущихся ногах пошла прочь. Внутри меня были зима и холод. И я спиной чувствовала взгляд Рохта. Он буквально прожигал кожу меж лопаток.

А вокруг начинался новый день весны. Воздух, наполненный свежестью рассвета, волны плескались о берег и камышовую топь, вдалеке слышались рев моторов и клаксоны. Город просыпался. И ему было плевать на дела и чувства простых смертных.

И я шла к нему, к городу. Его шумным улицам, суете, чтобы окунуться в нее с головой, заполнить ей пустую себя.

Солнце взошло, окрасив небеса в пастельные оттенки, а его теплые лучи ласкали кожу, если не высушивая мою мокрую одежду, то согревая.

Мне безумно хотелось обернуться. Посмотреть еще раз на дракона, чтобы… запомнить? Или сорваться и побежать к нему? Я сама не знала. Поэтому, сжав кулаки так, что костяшки пальцев побелели, я не позволила себе этой слабости. Шла вперед и только вперед, гордо подняв голову.

Хватило меня, правда, ненадолго. Ровно до конца стены, а едва я повернула за ее угол, как прижалась спиной к каменной кладке и сползла, обхватив руки коленями. Я не плакала. Просто склонила голову и дышала. Тяжело. Глотая ртом воздух так, как будто только что получила под дых.

Сколько я так просидела? Не знаю. Но потом все же нашла в себе силы дойти сначала до окраины бедняцких жилых кварталов, а потом и добраться до дома. Открыла дверь абсолютно бесшумно. И по холлу прошла так, что ни одна половица не скрипнула. Но стоило мне только взяться за перила лестницы, как я услышала:

— Дочка, что случилось? — Мама стояла в дверях кухни и смотрела на меня так, как это может делать только настоящая черная ведьма: чутко и проницательно.

Я сорвалась с места и бросилась к ней. Заботливые нежные руки обняли меня, и стало легче. А потом я рассказала ей все. Потому что если хочешь помощи от родителей, то можно что-то и утаить, а если совета от ведьмы, то тут действуют только договорные отношения: нужно договаривать полностью, без утайки.