• Литнет
• Литературные блоги
• Сказка о беззвучном музыканте

Сказка о беззвучном музыканте

Сказка о беззвучном музыканте

…Когда он появился на крыше, феечки долго разводили крылышками и пожимали плечами – кто такой и откуда взялся? Для сказочника слишком изящен, для принца слишком бедно одет, на волшебника вообще непохож. И немой. И… тихий! Да, тихий. Феечка черной лестницы первой обратила внимание – незнакомец не издавал вообще никаких звуков. Он беззвучно шагал, вздыхал, кашлял. Когда ему дали тарелку горячего супа, он уронил ложку – и ложка упала мягко, как в вату. А между тем за спиной у незнакомца висела скрипка, на поясе – небольшой барабан, а из рюкзака торчали трубки разнообразных флейт и хрустальные палочки непонятного свойства. И пальцы рук, длинные и чуткие, шевелились, словно перебирали струны. Незнакомец очевидно когда-то был музыкантом. И столь же очевидно попал в беду.

Новичок разместился на крыше прямо в мансарде, отвергая все попытки предложить ему гостеприимство. Двое суток он спал, завернувшись в поношенный плащ, вздрагивая, если кто-то проходил мимо. Потом начал потихоньку выбираться на свет, прогуливаться и наблюдать.

Феечек он пугал – пристальный взгляд темных глаз завораживал как провал колодца, внутри которого непременно живет чудовище. Хотелось спрятаться, сбежать в домик, закрыть все окна и двери, забраться под одеяло с головой и бормотать: уйди-уйди. Но нельзя же прогонять гостя, тем паче, обделенного судьбой. Со временем стало ясно – музыкант не присматривался, а прислушивался. Иногда он приближался осторожной звериной походкой, брал серебряный колокольчик, стеклянную чашку, чугунный казан или другой неожиданный предмет и щелкал по нему пальцами. Потом уходил, опустив лохматую голову.

Принцам с гостем удавалось как-то общаться. Иногда он соглашался поиграть в мяч или волан, пару раз был застигнут за выдергиванием волосков из хвостов деревянных лошадок, но в остальном оказался вполне компанейским парнем. А немота делала его идеальным собеседником.

Всерьез новичок заинтересовал лишь одно существо на крыше.

Вороны, как известно, никого не любят и почти никого не уважают. Они заняты склоками, сплетнями, мелким воровством и пристальным наблюдением за всеми и вся. Но и у них есть свои увлечения – драгоценные камни, блестящие фантики от конфет, твердый голландский сыр с желтой корочкой. А одна пожилая ворона любила музыку. Любила так сильно, что готова была отказаться и от лакомого кусочка, и от весенней перебранки, лишь бы посмаковать соло на саксофоне или дуэт скрипки с городским шумом. На крыше конечно же играли и пели, и делали это весьма неплохо. Но вороне хотелось большего.

Пернатая сплетница стала наблюдать за немым музыкантом. Сперва ее настораживало беззвучие – а вдруг это заразно? Но любопытство оказалось сильнее. Она летала следом, пряталась за трубами и антеннами, скрывалась в тенях, притворялась простой глупой птицей. И выяснила – музыкант действительно не в состоянии извлечь ни единого звука. Все, к чему он прикасается, обеззвучивается, но не навсегда и даже не слишком надолго – словно звук замерзает, а потом начинает оттаивать.

Иногда по вечерам, сидя на чердаке в пыльном сумрачном одиночестве, музыкант доставал старинную скрипку с птицами на деке и начинал играть. Вороне казалось, что она узнает мелодию, вот-вот угадает… ноги сами собой переступали, клюв пощелкивал и крылья покачивались. Но увы, всякий раз пернатая скандалистка понимала, что ошибается.

Наступила зима – переменчивая, капризная, снег то таял, то снова ложился. Сердобольные феечки не раз и не два пытались выманить музыканта из его логова, кто на суп с шампиньонами, кто на сладкие булочки, кто на чай с лепестками роз, кто на теплый шарф.  Еду бедолага поглощал без разбора, закусывая карри кремовой булочкой, а фруктовый пирог копченым сыром, чай хлебал, словно лошадь на водопое, шарфом обмотал скрипку. И конечно же не повелся. Принцы вызывали приятеля поиграть в снежки или заняться обороной снежной крепости. Но музыкант и им не ответил, с холодами он стал еще замкнутей. И лишь ворона знала его секрет.

По ночам музыкант находил антенну, увешанную сосульками, брал стеклянную палочку и устраивал концерт для холодного неба. Он буквально летал вокруг причудливого инструмента, откликаясь на каждое движение ветра, облака или звезды, связывая тени и отблески с шепотом города, голосами проводов и колес. Пальцы порхали над прозрачными кусочками льда, воссоздавая мелодию сказочной красоты…

Ворона сидела на трубе, раскрыв клюв. Она готова была отдать все свои сокровища – даже скрипичный ключик из настоящего серебра, даже пуговицу с розой ветров, даже корочку сыра со стола английской королевы – лишь бы хоть раз услышать, что за мелодия складывается из ничего!

Потихоньку она стала приглашать на немые концерты феечек, принцев, крыс, заезжего волшебника – вдруг кто-нибудь разгадает тайну и сумеет помочь? Однажды ворона притащила за фалды пиджака принца-скрипача, чтобы тот подыграл неслышной музыке, но принц лишь восторженно выругался, а инструмента не расчехлил.

Дни тем временем бежали к весне, капель звенела все чаще и к мартовскому полнолунию стало очевидно – сегодня музыкант отыграет последний концерт в сезоне. Зрителей собралось не счесть! Они прятались за трубами и лестницами, самые хитрые феечки взлетели и притаились в толстом облаке. Музыкант публику не замечал – он был полностью поглощен мелодией, которую разыгрывал на стремительно тающем инструменте. Текли ручьи, с хрустом оседал снег, падали звезды, нежно звенела капель, и ранние пташки вплетали ликующий хор в общий звук. Разъяренной вороне казалось, что еще секунда, еще вздох – и она наконец-то услышит!.. Увы, чуда не произошло.

От обиды ворона спикировала на музыканта и больно тюкнула его в макушку. И… нащупала клювом какую-то склизкую, скверную на вкус нить. Да это же черное заклинание! Гадкое, злое и вредоносное! Сообразительная ворона зажала кончик пакости в клюве и осторожно начала разматывать, вытягивая, словно червяка из норы. Публика загомонила, но по счастью феечки быстро поняли, в чем дело и бросились помогать пернатой спасительнице.

Вытащить заклинание целиком, к сожалению, не удалось, оно оборвалось и говорить музыкант так и не начал. Зато со звоном сшиб сосульку и оглушительно чихнул, вызвав панику в рядах особо трепетных феечек.  Балаболки хором постановили: болен! Постельный режим! Лечить! И отбиться от них музыканту не удалось – он был принудительно поселен в домик, уложен в кровать, накрыт пушистым целительным одеялом и напоен имбирным чаем с медовыми пряниками. Скрипка, флейта и прочие инструменты ждали в шкафу – играть больному конечно же не разрешили.

Неизвестно, как долго продлилось бы лечение, но по счастью до Большого Весеннего бала оставалось рукой подать. Феечки разбежались шить платьица, делать прически и заключать пари – кого пригласят первой. Предоставленный сам себе музыкант выздоровел в тот же день. И конечно же был приглашен сыграть вальс на балу.

Праздник удался как всегда – наряды, угощение, музыка выше всяких похвал! Феечки в платьях цвета подснежников, ландышей и незабудок весело кружились по залу, принаряженные принцы наперебой приглашали дам, крысы под шумок терлись поближе к накрытым столам. Музыканты сменяли друг друга, под задорные звуки полек и рилов ноги сами просились в пляс. Взволнованная ворона сидела на люстре, тихонько каркала и ждала – ну когда же?! Вот и он!

В черном фраке и галстуке-бабочке, принаряженный, причесанный и кажется даже надушенный музыкант сделался неузнаваем. Он медленно вышел на авансцену, томно взмахнул смычком и заиграл вальс Цветов. Оркестр поддержал мелодию.

Обескураженная ворона чуть не упала с люстры. Она могла ошибаться насчет чего угодно – погоды на завтра, вкуса рыбных консервов, вредоносности дикой уличной кошки! Но хорошую музыку чуяла издалека. Ну не может настоящий скрипач играть так скучно - чопорно, строго, правильно, без единого такта в сторону. Это в конце концов невыносимо!

Феечки с принцами не заметили особенной разницы -  вальс Цветов все любили, музыкант не фальшивил и выглядел совершенным красавчиком. Чего еще желать? Они радостно закружились, охотно зааплодировали и наперебой поздравляли с удачным дебютом. Увы, выражение лица самого музыканта яснее слов говорило – он понимает разницу. Скучный вальс мог сыграть кто угодно.

Интереса ради ворона проследила за музыкантом до самого дома – брел понурый, ни на кого не смотрел и счастливым отнюдь не выглядел. Через несколько дней он созвал публику звоном медного колокольчика и устроил небольшой концерт для флейты. С тем же успехом. Музыкант виртуозно обращался с инструментом, не фальшивил, не сбивался с ритма, но музыка его казалась бесцветной, тусклой и дряблой, как размороженная треска. Зрители, впрочем, слушали в меру охотно, аплодировали, а какая-то феечка даже притащила букет белых роз, весьма подходящих к черному фраку.

После концерта ворона с неудовольствием наблюдала, как музыкант сидел на полу, методично обрывал лепестки роз и подбрасывал их в воздух, словно снег. Он захандрил, перестал выходить из дома, плохо ел, много спал и валялся на кровати, не снимая нарядного костюма. Огорченные феечки прилетали к больному поочередно, кое-как прибирались, кормили и увещевали, но становилось лишь хуже.

Ворона злилась. Она вложила столько сил и надежд, что музыкант просто не имел права тихонько загнуться в гнездышке. Творилась какая-то совершенная ерунда – он выглядел, как настоящий, слышал, как настоящий, вел себя как настоящий и обязан был играть настоящую музыку. Но колесико почему-то прокручивалось вхолостую. Что бы придумать?

…Раннеапрельский вечер выдался необыкновенно холодным, в воздухе ощутимо пахло снегом. По настоянию феечек больной сменил парадный костюм на теплую пижаму, расшитую гладиолусами, и коротал вечер в одиночестве, у камина, хмуро глядя в огонь. Ворона наблюдала через окошко – пальцы музыканта подрагивали, словно бы через них пробегали звуки, губы складывались, что-то насвистывая. И в такт ему тихонько колыхались языки пламени.

Ворона решилась.

Она толкнула крылом форточку, влетела в комнату и выдала замысловатую дробь на каминной доске. Прервалась на полутакте и заложила петлю вокруг люстры, задевая крыльями подвески. Провела клювом по железным прутам спинки кровати – тррр… Уронила чашку – дзынь… Брызги чая полетели в огонь – пшшш… Холодный дождь застучал за окном – так-так-кап-тук… Пламя взметнулось вверх – фуфффффф!

Подхватив стеклянные палочки, музыкант начал свою игру. Он заставил звучать весь дом – стол и стулья, скрипучую дверцу шкафа, кастрюли, чайник, книжные полки – у каждой вещи оказался неповторимый голос, нужно было лишь вытащить его на свет. И наконец палочки добрались до огня. Пламя запело, дрова затрещали, разбрызгивая искры. Ворона чуть не испугалась, но тут из самого жара выскочили шустрые саламандры и закружились, подшибая хвостами случайные искры. Отбросив палочки, музыкант подхватил скрипку, резкий ветер ворвался в мелодию, грохот воды по водосточным трубам задал ритм. Мелодия заполнила комнату, дом, крышу, звучало все, что могло звучать – без нот и правил, свободно, звонко… Ворона тихонько каркнула и поудобней устроилась на подоконнике – результат ее более чем устроил. Феечки с принцами повысовывались из окон. Они даже не хлопали – слушали молча, тихо-тихо, словно у них не осталось слов.

Наутро музыкант исчез вместе с флейтами, скрипкой и барабаном. Он оставил исчерканную записку, в которой косноязычно, но искренне благодарил спасителей. Конечно же феечки сперва расстроились, но на летнее солнцестояние гость вернулся, сыграл соло на рассветных лучах и мокрых кирпичах и снова пропал.

Он повадился навещать крышу два-три раза в год – улыбающийся, лохматый, босой, нелепо одетый, невероятно чутко слышащий все вокруг. Бабочки и воробьи носились за ним следом, дикая саламандра пряталась в клапане рюкзака и иногда выглядывала наружу, кося хитрым оранжевым глазом. Музыкант играл на всем, что попадалось под руку, феечкам чудились голоса дальних странствий и настоящих сказок. И порой после концертов на крыше недосчитывались кого-то из обитателей – путешествия уводили их прочь, приключения ждали далеко-далеко.

Что же ворона? Пернатая скандалистка никуда не делась – жила в неопрятном гнезде, собирала сокровища, ссорилась с соседями, ближними и дальними, все так же любила концерты для скрипки с городом, сыр и блестящие фантики. О музыканте она почти позабыла – у птиц короткая память. Но заслышав музыку ветра, мокрых листьев и водосточных труб, непременно выбиралась послушать. Ворона была совершенно счастлива.

…Когда нет слов, нам остаются звуки…